винить других.
Коллеги воспринимали этот мир по-разному.
Горюнов, вышедший живым из земного пекла бюрократической мясорубки, был натаскан на преодоление препятствий, более терпим к цифровой дисциплине, но тоже устал от постоянных усилий понукать и исправлять ошибки подчиненных. От постоянного ощущения, что кто-то стоит за его спиной, неумолимый, и следит, что у него в мозгах, и надо высказываться и действовать с инстинктивной осторожностью, не прямо, а обиняком.
Вообще вести извне о любых требованиях изменений в работе его организации вызывали в нем душевную боль и мысли, что надо что-то делать, идти куда-то, объяснять и просить, хлопотать, выправлять документы.
А может быть, его постепенно убивало отношение к его программе борьбы за сохранение природы. Его насмешливо сравнивали с защитницей природы Гретой Тунберг юношеской поры. Чья-то неосведомленность, невежество, амбиции сильных личностей, упрямство, страх решиться на риск, – стаскивали его программу в болото старого, привычного порядка. Хотели, как лучше, а получалось, как всегда.
И мучительно переживал трагедию: отдал жизнь экологии, а она оказалась не нужна. Экологию отменили, как утопию, бесполезную во времена вражды. А может быть, дело не в экологии, а в таких бесполезных для нужд времени организациях, как его?
И этот новый мир не успокаивал его. Он уже не мог перестать нести ответственность за свою гибнущую организацию, без проклятой лихорадочной работы.
ИП Фролов был готов принять этот уют, всегда можно найти в нем выгоду, но его основной инстинкт здесь был обречен на увядание. Выгадывать здесь невозможно – и у него, и у коллег всего достаточно, как у всех.
Резиньков полагал, что здесь достигли целей, поставленных лучшими умами человечества, и теперь можно безмятежно возлежать на душистой траве Елисейских полей.
Василий Иванович готов был притерпеться и к этому слишком податливому новому положению, как он терпел всегда в прежней жизни. Даже в офисе организации, куда его занесла судьба, хотя он привык возиться на земле. А здесь было еще хуже – совсем не было работы, только елозить задом на траве Елисейских полей. Кем он окажется здесь? Сможет ли выращивать картошку в этой плодородной земле? Или стать электронной формулой, или живым, нашедшим работу по себе?
Только отставной полковник Бугров приспособился к цифровой дисциплине, был как рыба в воде. У него не было такой, как у Горюнова, усталости тянуть ношу руководства без поддержки, потому что его тыл всегда прикрывала всесильная власть. А что общественники? Ноли без палочки. И здесь он тоже бездумно подчинялся малопонятной дисциплине цифры, как верховной власти. Но продвигаться здесь было некуда, никто не был равнее других. Его стратегическое мышление не востребовано.
– Вначале извольте перенести небольшую трудность, – говорил Гавриил, раздав им карманные компьютеры. – Заполните для къюар-кода: ваш статус, кто вы, когда родились, какие у вас долги… А дальше – сами определите себе место.
Буху