у дома Ренаты его никто не мог видеть. И вот стоящая перед ним женщина говорит, что знает, что он там был. Откуда? И кто еще мог быть в курсе? Черт, все эти неприятности ему совершенно ни к чему. Мама просто не перенесет лишних волнений.
– И каковы эти основания? – хрипло спросил он, сердясь, что голос выдает испытываемое им сейчас волнение.
В ответ она сунула руку в карман кардигана, протянула ее ему под нос и раскрыла сжатый кулак. На ладони лежала монета. Золотые двадцать пять рублей 1908 года выпуска.
Глава третья
Все-таки он разболелся.
Проснувшись утром, Дмитрий Макаров понял, что на работу сегодня точно не попадет. За грудиной было заложено так плотно, что дышалось с трудом, горло жгло огнем, как будто по нему прошлись наждачной бумагой, в сухом рту не копилась слюна, выворачивало суставы, а сам он был такой горячий, что вполне мог послужить причиной очередного пожара на вверенном ему объекте.
Да, точно, ночью они с Гордеевым выезжали на пожар. Кажется, в связи с этим он собирался утром что-то предпринять, вот только Дмитрий никак не мог вспомнить, что именно. Еще он совершенно точно обещал, что к полудню приедет в офис. Макаров скосил глаза на стоящие на тумбочке у кровати часы и поморщился. Движение глазных яблок вызывало боль. Половина десятого. Шансов привести себя в порядок до полудня немного.
Дмитрий голову бы дал на отсечение, что, проснувшись, даже не пошевелился, но тем не менее Лена услышала. Она всегда знала, что он проснулся, словно в нее был встроен какой-то датчик, совмещенный с макаровским телом.
– Доброе утро, – в приоткрытую дверь просунулась светловолосая голова жены. – Ну что, болеешь?
– Болею, – прохрипел Макаров, потому что голоса, разумеется, тоже не было. – Ленка, я, наверное, заразный. Ты детей ко мне не пускай и сама лучше не приближайся. А то заражу вас еще, не дай бог.
– Детей не пущу, – покладисто согласилась жена.
Русая голова исчезла, послышались удаляющиеся шаги, и Макаров вдруг расстроился от того, что остался один. Это же так грустно – болеть одному. В детстве он всегда в такие моменты жалел себя. Родители уходили на работу, младший брат – в школу, а он оставался дома, заботливо укрытый одеялом, с расставленными на тумбочке у постели лекарствами и надежными средствами утешения в виде разных вкусностей, а также графина с клюквенным морсом.
Морс полагалось пить в больших количествах. Считалось, что он «вымывает» вирус. К средствам утешения также относились шоколадка или конфета «Гулливер», несколько бутербродов с копченой колбасой и куриный бульон в термосе. И еще книжки, конечно.
Дима съедал бутерброды и пил морс, добирался до «Гулливера» и читал книжку со сказками, но при этом все равно отчаянно жалел себя, больного и несчастного, оставленного один на один со злобными бациллами. В его детстве был такой мультик «Митя и микробус». Макаров запомнил название, потому что главного героя мультфильма звали так же, как и его самого.
Мультфильм был кукольный, и в нем фигурировали