Он с Леней Барбашиным фальшивые векселя стряпал, – такой же мрачный прохвост. Слушай, Люба, так как на отъезд нужны деньги, я не хочу сегодня пропускать сеансы, – в два придет ребенок, а потом старуха, но, конечно, гостей нужно отменить, позаботься об этом.
Любовь. Вот еще! Напротив: я сейчас распоряжусь насчет торта. Это мамин праздник, и я ни в коем случае не собираюсь портить ей удовольствие ради каких-то призраков.
Трощейкин. Милая моя, эти призраки убивают. Ты это понимаешь или нет? Если вообще ты относишься к опасности с такой птичьей беспечностью, то я… не знаю.
Вера. Алеша, ты боишься, что он проскользнет вместе с другими?
Трощейкин. Хотя бы. Ничего в этом смешного нет. Гастей ждут! Скажите пожалуйста. Когда крепость находится на положении осады, то не зазывают дорогих знакомых.
Любовь. Алеша, крепость уже сдана.
Трощейкин. Ты что, нарочно? Решила меня извести? Любовь. Нет, просто не хочу другим портить жизнь из-за твоих фанаберий.
Трощейкин. Есть тысяча вещей, которые нужно решить, а мы занимаемся чорт знает чем. Допустим, что Баумгартен мне добудет денег… Что дальше? Ведь это значит, все нужно бросить, – а у меня пять портретов на мази, и важные письма, и часы в починке… И если ехать, то куда?
Вера. Если хочешь знать мое мнение: ты это слишком принимаешь к сердцу. Мы тут сейчас сидели с Любой и вспоминали прошлое, – и пришли к заключению, что у тебя нет никакого основания бояться Лени Барбашина.
Трощейкин. Да что ты его все Леней… Кто это – вундеркинд? Вот Вишневский меня тоже ус-по-ка-ивал. Я хорошо его осадил. Теперь уж на казенную помощь надеяться не приходится, – обиделась жаба. Я не трус, я боюсь не за себя, но я вовсе не хочу, чтобы первый попавшийся мерзавец всадил в меня пулю.
Вера. Я не понимаю, Алеша, одной маленькой вещи. Ведь я отлично помню, не так давно мы как-то все вместе обсуждали вопрос: что будет, когда Барбашин вернется. (Любовь вышла.)
Трощейкин. Предположим…
Вера. И вот тогда ты совершенно спокойно-Нет, ты не стой ко мне спиной.
Трощейкин. Если я смотрю в окно, то недаром. Вера. Боишься, что он подкарауливает?
Трощейкин. Э, не сомневаюсь, что он где-то поблизости и ждет момента…
Вера…Ты тогда спокойно все предвидел и уверял, что у тебя нет злобы, что будешь когда-нибудь пить с ним брудершафт. Одним словом, кротость и благородство.
Трощейкин. Не помню. Напротив: не было дня, чтобы я не мучился его возвращением. Что ты полагаешь, – я не подготовлял отъезда? Но как я мог предвидеть, что его вдруг простят? Как, скажи? Через месяца два была бы моя выставка… Кроме того, я жду писем… Через год уехали бы… И уже навеки, конечно! (Любовь возвращается.)
Любовь. Ну вот. Мы сейчас завтракаем. Верочка, ты остаешься у нас, правда?
Вера. Нет, миленькая, я пойду. К маме еще раз загляну и уж пойду к себе. Знаешь, Ванечка из больницы приходит, надо его накормить. Я приду днем.
Любовь. Ну, как хочешь.
Вера. Между прочим, эта его ссора с мамой меня начинает раздражать. Обидеться на старую женщину оттого, что она посмела сболтнуть, что