казалось, что сюрприз, а потом я плакала всю ночь. Два месяца ходила в госпиталь носила гостинцы, стряпню и понемногу прощалась, прощалась навсегда. Его выписали три месяца назад. Теперь он всегда много улыбается, а от комитета молодежи ему выделили настоящие кроссовки «Адидас». Белые кроссовки. Красивые. Почти как белые тапочки. Лучше бы сразу белые тапочки, так было бы честней. Если бы я знала, я наверно тоже могла быть честней. Он просил меня перед отправкой, так многие делают, ведь там убивают.
Мы заснули под утро. Я молчал. Она не плакала.
Утром я проснулся поздно. Вдруг до боли почувствовал каким-то шестым чувством, что один. На кухонном столе лежала записка, написанная быстрым неровным почерком.
«Я не стала будить тебя. Не люблю сцен прощания. Как-то я не нашла времени сказать тебе добрые слова за то, что ты мучился со мной на болоте. Вот теперь говорю. Говорю.
И вчера я не сказала, что ночью ты был очень бережный и нежный со мной. Я не сумасшедшая как ты наверно подумал в начале, мне просто было очень больно. Мне и сейчас больно. Я тебе еще много, что хотела сказать мой хороший, но не буду. Я не буду привыкать к тебе. Я как собачка, которую так просто приручить, чем-нибудь вкусненьким. Ее приручишь и она днями, вечерами будет приходить, и стоять у дома. В дом нельзя, а она не понимает что нельзя. Я кошка, я собачка, я очень домашняя и ручная, я бы наверно любила тебя очень сильно очень, очень поверь. но нам больше не нужно видеться. Никогда! На чужом несчастье своего счастья не построишь. Может Света нас простит. Ты просто все забудь. Ведь это был только сон, наш сон. Нам нужно только обязательно поверить, что это был сон.
Милый! Эти капли от слез на бумаге все портят, я не буду переписывать. Простите меня со Светой вместе. Мне так хотелось тепла. Немножко счастья, когда шел дождь. Немножко счастья. До свидания, то есть прощай. Твоя Маша».
На следующий день, это было воскресенье, приехала сестра из лагеря. Сидела со мной, участливо поглядывая на меня, вкусно готовила, ухаживала, а я сидел мрачный в кресле и не отвечал на ее вопросы. Она сказала, что я стал «черный».
Может быть.
Человеку нужно порой доли секунды, что бы принять решение в сложной ситуации, мне потребовались две недели.
В глубине души я еще надеялся на чудо, на встречу. Но чудо не произошло. Она исчезла из моей жизни также внезапно, как и появилась. Она ушла в неизвестность, и я совершенно не представлял, где ее искать. Что-то у меня надломилось. Может, она приворожила меня. (В моей жизни был такой случай. Однажды когда я жил в Чулыме, Надя Медведева тайно и безуспешно пыталась меня приворожить. Она была очень хорошая, но немножко наивная и с ребенком. Ночью она состригла немного моих волос с виска и сожгла в печке. Что-то бормотала, так, что я проснулся и был напуган). Впрочем, эта страница давно осталась в моем прошлом.
Мои чаяния, что Маша подаст весточку, не сбылись, и я удрученный отправился в 25 больницу, в надежде узнать что-то еще о ней. Измотанные