Борис Чичибабин

Прямая речь (сборник)


Скачать книгу

меня влюбиться мимолетно.

      И все-таки я был поэтом.

      Мне жизнь дарила жар и кашель,

      а чаще сам я был не шелков,

      когда давился пшенной кашей

      или махал пустой кошелкой.

      Поэты прославляли вольность,

      а я с неволей не расстанусь,

      а у меня вылазит волос

      и пять зубов во рту осталось.

      И все-таки я был поэтом,

      И все-таки я есмь поэт…

      Влюбленный в черные деревья

      да в свет восторгов незаконных,

      я не внушал к себе доверья

      издателей и незнакомок.

      Я был простой конторской крысой,

      знакомой всем грехам и бедам,

      водяру дул, с вождями грызся,

      тишком за девочками бегал.

      И все-таки я был поэтом,

      сто тысяч раз я был поэтом,

      я был взаправдашним поэтом

      и подыхаю как поэт.

      1960

      «Поэт – что малое дитя…»

      Поэт – что малое дитя.

      Он верит женщинам и соснам,

      и стих, написанный шутя,

      как жизнь, священ и неосознан.

      То громыхает, как пророк,

      а то дурачится, как клоун.

      Бог весть, зачем и для кого он,

      пойдет ли будущему впрок.

      Как сон, от быта отрешен,

      и кто прочтет и чем навеян?

      У древней тайны вдохновенья

      напрасно спрашивать резон.

      Но перед тем как сесть за стол

      и прежде чем стихам начаться,

      я твердо ведаю, за что

      меня не жалует начальство.

      Я б не сложил и пары слов,

      когда б судьбы мирской горнило

      моих висков не опалило,

      души моей не потрясло.

      1960

      1961–1965

      «Когда весь жар, весь холод был изведан…»

      Когда весь жар, весь холод был изведан,

      и я не ждал, не помнил ничего,

      лишь ты одна коснулась звонким светом

      моих дорог и мрака моего.

      В чужой огонь шагнула без опаски

      и принесла мне пряные дары.

      С тех пор иду за песнями запястий,

      где все слова значимы и добры.

      Моей пустыни холод соловьиный,

      и вечный жар обветренных могил,

      и небо пусть опустятся с повинной

      к твоим ногам, прохладным и нагим.

      Побудь еще раз в россыпи сирени,

      чтоб темный луч упал на сарафан,

      и чтоб глаза от радости сырели,

      и шмель звенел, и хмель озоровал.

      На свете нет весны неизносимой:

      в палящий зной поляжет, порыжев,

      умрут стихи, осыплются осины,

      а мы с тобой навеки в барыше.

      Кто, как не ты, тоску мою утешит,

      когда, листву мешая и шумя,

      щемящий ветер борозды расчешет

      и затрещит роса, как чешуя?

      Я не замерзну в холоде декабрьском

      и не состарюсь в темном терему,

      всем гулом сердца, всем моим дикарством

      влюбленно верен свету твоему.

      1961

      Белые кувшинки

      Что