тыкал медведя дубинкой в бока и визгливо покрикивал: «Эй, пляши! Пляши давай!» Баро не слушался, и тогда из зрительской гущи выскользнул огненно-рыжий мальчик с улыбкой как луч. Мальчик заиграл на свирели, медведь обратил к нему курносую морду и засмеялся по-своему, вывалив из угла пасти красный ломоть языка. Затоптался вокруг себя – не зверь, а холм, покрытый линялой травой. Сделал одолжение мальчишке. Чего не сделаешь ради дружбы… Кто-то бросил большой кусок хлеба. Взрослый цыган не успел перехватить, выругался и несильно, пугливо стукнул косматого артиста дубинкой по лапе. Не удостоив мучителя взглядом, Баро повернулся к нему спиной и съел хлеб.
Глаза Изы вернулись к арене. Под ухоженной шкурой здешнего медведя, содрогаясь с обманчивой грузностью, маслянисто переливались гибкие мышцы. Этот зверь был молод и полон сил, а кости старика Баро цыгане, должно быть, давно закопали на обочине одной из кочевых дорог. Изочка видела его всего несколько часов, но поняла, как сильно медведь и мальчик привязаны друг к другу и как похожи друг на друга непокорными нравами.
Иза решила больше не ходить в цирк, даже если Андрею снова удастся разжиться контрамарками.
– Я все ждала, когда тебя пилить станут, – напомнила ему Ксюша.
– Кровожадная, – ухмыльнулся он. – Фокусник временно не работает, кролики цилиндр сгрызли… Понравился цирк?
– Бравый, – выдохнула Ксюша и прижала руки к груди от обилия чувств.
Андрей засмеялся, открыто наслаждаясь Ксюшиной радостью, а ведь Изе казалось напускным его беззаботное поведение.
– Цирк в первый раз – это всегда здорово!
– В Киеве я получше цирк видела, – снисходительно сказала Лариса, – и не раз.
Ксюша задумчиво оглянулась на красочную афишу:
– Я тоже видала раньше. В зеркале…
– Как – в зеркале?
– Не будете дразниться, если расскажу? В пятом классе старший брат мой Ленька книжку с библиотеки принес про гуттаперчевого мальчика и пристал – читай. Ну, я давай читать. Оторваться не могла, плакала, плакала… Мальчика жалела. Подхожу потом к зеркалу с лампой на нос глянуть, шибко ли красный. На репетицию собиралась. Зеркало у нас было старое, я его любила – бабушкино зеркало. Рама в позолоте, в углах трещинки, лицо будто в слюде отражается. Мама говорила – вечером не смотритесь, всякая небылица к ночи мерещится в нем… Нос, гляжу, точно свекла, как в клуб идти? Все увидят, там же электричество, на нашей-то улице не провели еще… Вдруг что-то маленькое шевельнулось в зеркале… я глазам не поверила: мальчик! Гуттаперчевый мальчик! Бегает вверх-вниз по трещинке, как по канатику, меня зовет! И зашла бы я в тоё гуттаперчевое царство, а не могу! Слезы вдругорядь… А он…
Ксюша зажала нос пальцами и зажмурилась.
Изу удивила неправильно понятая ею Ксюшина радость, как выяснилось, тоже вовсе не бездумная, с воспоминанием о детстве. Зеркальный канатоходец снова вызвал в Изиных мыслях образ Басиля, а Ксюша продолжила:
– …Он с канатика