«Не стоит прогибаться под изменчивый мир, пусть лучше он прогнётся под нас!». Если бы на его пути встретился учитель словесности, то, разумеется, он бы просто и популярно объяснил, что по элементарным нормам русской языка можно «прогибаться не под кого-то», а «перед кем-то». Да и любой друг стоит не «двух», а понятно – «двоих».
Но ведь подобные «штучки» – достояние не только минувших времён. Маразм и сегодня не только процветает, но и крепчает. Идёт в массы и там становится нормой, а потом и… законом. Страшно, жестоко и дико, когда спешно и неумело кучкой недоумков редактируются словари… под «кого-то».
Было бы здорово и уместно, если бы хоть один сельский учитель популярно объяснил своим питомцам, что бессмысленный набор полуграмотных трафаретных фраз и литературных штампы – не есть поэзия, то культура от этого бы ничуть не пострадала. А так получаем то, что имеется, и ведь никто не стреляет в пианиста, образно сказать, за его хреновую игру.
Одним словом, нагородили, понаписали… лауреаты и «любимцы народа». Но истинные либералы, как и сочувствующие им, приветствуют всё «новое». Вот и стоят себе бронзовые статуи на пьедесталах и даже не краснеют от стыда. Правда, голуби и вороны яростно мстят им за поруганный русский язык. Кстати, и за Россию тоже. Уж больно много грязи на свою, как бы, матушку они вылили, потому и славные, оттого и… хорошие. Птицы – твари божьи. Они… работают по Господнему Плану.
Но сейчас шёл Рында в ту крестьянскую избу, где жила непутёвая Палаша, которая только что скрылась с места недавних кровавых событий. Зачем к ней направлялся Роберт Борисович? Да, просто. Решил позлорадствовать. Он же творец, писатель. Имеет полное и беспрекословное… право.
Он очень быстро отыскал убогое жилище и торжественно нарисовался на крыльце. Палаша появилась перед ним с помойным ведром в левой руке. Как обычно всё остатки пищи и прочего сливалось прямо на огородные грядки.
– Здравствуй, добрый человек! – сказала она.– Зачем ты ко мне пожаловал?
– Я пожаловал к тебе затем, чтобы сказать,– нагло произнёс пан Рында, – как бы, сообщить, что я – автор этого романа. Всё вы, таёжные дикари, да и, вообще, русские, мерзкие и недалёкие существа! Я в своей книге покажу, что вы с рождения алкоголики и бандиты! Да и тупые лентяи! Крови было много и ещё будет! Предостаточно! Ха-ха!
– Изыди, Сатана! – крестьянка перекрестилась и окатила Рынду с ног головы помоями.– Сгинь, нечистая сила!
Своим решительным и спонтанным действием крестьянка-таёжница охладила пыл Роберта Борисовича. Он молниеносно исчез из поля зрения женщины.
Писатель вернулся в свой кабинет и очутился перед монитором собственного компьютера. Если сказать, что от него исходил очень неприятный запах, значит, не сообщить ничего. На ушах и шее у него висели лохмотья варёной капусты, часть из которых уже накануне, то есть до этого момента, уже была успешно и торопливо съедена, а потом основательно переварена и выпущена на… свободу.
Перед ним внезапно появилась его супруга Ренальда и нежно