холод. Осень и весна в здешних местах, можно сказать, не появлялись вовсе.
Небольшой перерыв на скудный перекус в обеденное время (есть попросту было нечего) каждый зэк проводил по-своему…
Саратовский Мясник, убивший четверых детей ради «телятинки» (так душегуб называл человеческое мясо), опять отхуячил очередному измученному бедолаге несколько пальцев на левой руке, чтобы немедленно их тут же сожрать. Конвой смотрел на это всё сквозь пальцы (уж извините за каламбур). Левая ведь не правая, работать сможет… Да и как говаривал товарищ Сталин: «Лэс рубят, палцы лэтят».
Зэк по кличке Толя Имбецил снова полез жрать «ягель» (на самом деле Толя называл так траву, множество раз обоссанную надзирателями и заключенными в специально отведенном для этого месте).
Затюканный очкарик по кличке Ученый (оригинальностью местные урки явно не отличались) тихонько плакал за камнями, утирая почти уже кровавые слезинки грязным рукавом. Ученый был в одном бараке со Скобой, вот только не сумел поставить себя правильным образом (ему то и дело приходилось «разгадывать кроссворд»: копаться в параше блатарей и пытаться угадать, где чья какашка в данный момент расположена; угадал – сегодня бить не будут и по кругу не пустят).
Старый вор Сова сидел на бревнышке близ черного провала штольни. Он был в авторитете, но к основной массе блатных относился с каким-то странным снисхождением. Можно сказать, Сова их почти презирал, не считая за равных. Но при этом оставался в почете даже у лагерного начальства, которое относилось к старику с особым пиететом (будто к мудрецу-шаману, по глупости судьбы попавшему сюда).
– Пойди «Левитана» послушай… – загадочно произнес Сова, усмехаясь морщинками вокруг глаз, когда Егор Скоба устало проходил мимо с лопатой наперевес (думая приткнуться хоть куда-нибудь для краткосрочного отдыха).
Егор опасливо посмотрел на старика, тот одобрительно глядел на него, после повернулся к зенитному солнцу и мягко прикрыл глаза. Мудрец сказал, Егор сделал: про Голос Тьмы (или, как здесь шутили, «Левитана») давно знал весь прииск; это была местная аномалия… нечто магическое… необъяснимое… страшное, но притягивающее к себе страждущих зэков.
Надо было зайти в штольню, найти закуток потемнее, зажечь спичку, высунуть член из портков и держать его на виду у темноты, пока огонек спички не тронет пальцы… взмахом руки потушить, тут же на ощупь чиркнуть потухшей спичкой по причиндалам, заправить хуй обратно в штаны и слушать…
Голос Тьмы (к большому удивлению Егора, который слышал его уже дважды) в этот раз изобиловал шипящим шепотом и жестким скрежетом (будто край самой острой кирки то и дело скользил по кузову грузовика с намытым золотишком):
– Чщщего ты хоччччешшшьььь?… – спросила Тьма. Егор на несколько секунд задумался, потом сказал:
– Когда Сталин умрет?
Голос Тьмы как будто усмехнулся:
– Нииикогдаааа…
Скоба даже не удивился такому ответу. Но стал спрашивать дальше:
– А