парами тумана с Леди. Мы с ней не так давно вместе. Она не догадывается, кого приручила. Самое время раскрыть часть своих карт. Мы уютно обосновались на диване в зале, и я начал свой рассказ. Моя жизнь оставалась бы никому не нужной, если бы не некоторые люди. Они толкали меня на разные приключения, вдохновляли, делали сильнее и более собой.
Честно говоря, жизнь до пятнадцати лет можно смело скомкать и выбросить. Я был неуклюжим нечто, бездельником, поклонником бабушкиных блинчиков и британской музыки. Я пописывал какие-то стишки про революцию, анархию и стены (да здравствуют The Clash и Pink Floyd). После школы вечерами пропадал в гитарной студии. Ничего примечательного. Друзей у меня не было от слова совсем.
Как-то летом гуляя по знакомым дворам с плеером (в наушниках заслушанный альбом «Нирваны» – Nevermind), я встретил одну компанию. Пару девушек и парня, куривших в соседнем дворе. Из портативной колонки молодого человека кричала музыка Nirvana. Казалось бы, ничего необычного, кроме шума, который перебивал звуки в моём плеере. Нормальный человек мог бы пройти мимо или же отругать парня за несоблюдение комендантского часа и пойти дальше. Я же увидел в этом поклоннике творчества Курта родную душу! Снял наушники. Самоотверженно (если это слово уместно) попытался влиться в компанию. Начал шутить, хвалить музыкальный вкус ребят. Смеялся настолько громко и очевидно, как мог.
Моего будущего лучшего друга звали Пашей Кожевниковым (в дальнейшем Полом). Он был чуть младше меня. Родился в Петербурге, переехал в Нижний Новгород, когда родители развелись. Приезжал на историческую родину на каникулы. В Нижнем его всё раздражало. Он возвращался в СПб, чтобы привести мысли в порядок и отойти от образа непослушного и порывистого человека. В школе его тоже считали странным. Он отпускал специфические шуточки по поводу всего. Слушал панк и гранж, играл на басу. Белёсый, глаза зелёно-карие. Щуплый и низковатый. По сравнению с ним я тот ещё викинг.
Мы сразу сошлись. Первое время наша похожесть вызывала шок. Оба одиночки, эдакие музыкальные «нёрды», себе на уме. Я обрёл в Поле брата по оружию, понимателя. Он своим примером показал, что быть другим – нормально. Жить нужно так, как ты это видишь, смело положив на мнение как можно большего количества людей. Можно утверждать, что он заложил первый кирпич в фундамент того дерзкого и в какой-то мере беспринципного Алекса, коим я стал.
Встречи с Кожевниковым были подарком на каникулы: сначала на школьные, позже – студенческие. Чего только не было: ночные экспедиции в центр, ворох шуток, мечты о чём-то большем. Из невозможно великолепного – смастерить собственный бас (в случае Пола), научиться солировать, как Брайан Мэй из Queen (в моём). Панк панком, а гитарных магов никто не отменял.
В восемнадцать лет Паша переехал из Нижнего в Москву. Мы оказались по разные стороны культурных баррикад. Так же дружны и близки, несмотря на расстояние и трудности.
Мы поддерживали связь до самого дня моей официальной смерти. Я был слишком труслив, чтобы предупредить его о скором уходе в иные миры. Всё, что я мог делать