смотрит, потом качает головой и снова берется за инструмент…
Очнулся он только когда в комнату вошел Иван Иванович и расхохотался:
– Василий, тебя что, собаки драли?
Василий потрогал волосы, вскочил и подбежал к трюмо. Из зеркала на него посмотрел слегка плешивый человек, которого в тифозном бараке обстриг слепой паралитик с трясущимися руками и начинающимся старческим слабоумием.
– Вася, извини. Я сама не знаю как так получилось, – чуть не заплакала Лида. – Я хотела исправить, а получилось еще хуже.
Справившись с первым шоком, Ромашов пролепетал:
– Ничего страшного, Лида. Волосы не зубы, отрастут. Только что с этим сейчас делать?
Сейчас мы сделаем тебя красавцем, – пообещал старик Краснов.
Он тут же сходил на кухню, принес тазик с горячей водой и опасную бритву, взбил в ступочке мыло.
Садись, касатик, и не шевелись, а то чиркну по горлышку невзначай и все: со святыми упокой.
Ромашов только вздрагивал, когда по коже, скрипя, скользило холодное лезвие, убирая остатки растительности вперемежку с белой мыльной пеной. Лида наблюдала эти манипуляции со стороны и в глазах ее читалось сожаление от того, что она стала причиной этой малоприятной процедуры.
Закончив, Краснов промокнул голову «пациента» горячим мокрым полотенцем и отошел в сторону, любуюсь результатом работы.
– Во! – показал он Василию большой палец. – Очень современная прическа! Отвечает реалиям военного времени. А то ходил как поэт патлатый. А сейчас кожа дышит. Для лета – самое то.
Ромашов вновь подошел к зеркалу и с нарастающим ужасом провел рукой по абсолютно гладкому, блестящему как елочный шар, черепу. Без слез на это зрелище смотреть было невозможно. Слегка лопоухие уши, лишенные прикрытия волос, торчали в стороны как два капустных листа. Указательными пальцами Василий прижал ушные раковины к голове, но те заупрямились и тут же возратились в прежнее положение. Его так однажды уже брили, перед отправкой на фронт, но тогда на него некому было смотреть. Среди мужчин несовершенство не так бросается в глаза. Когда же рядом находится девушка, за свое уродство сразу становится неловко.
Видимо, на лице Ромашова отразилась вся горечь переживаний, потому что Лида приблизилась к нему и подбодрила:
– Ты мне и таким нравишься.
Потом сразу засмущалась и поспешила помочь Иван Ивановичу в ликвидации следов парикмахерской «экзекуции».
Раз в неделю Иван Иванович брал с собою Василия, и они ехали на склад за провизией. Продукты им доставались хорошие и в достатке. Кладовщик, толстый важный господин в пенсне уводил старика внутрь, а Ромашова оставлял на попечение своего помощника. Потом, нагруженные сумками, они возвращались домой, где их дожидалась Лида.
Очередной июньский день в противовес всем предыдущим выдался холодным и пасмурным.
Ромашов (а вернее говоря, Петр Чугунов) прятался от накрапывающего мелкого дождика под навесом.