вились полненькие, белоголовые ребятишки. Таинственно отделившись от остальных жителей, музыканты собрались в уголке и ждали появления первых посетителей, чтобы приветствовать их первой серенадой в этом году. Свет майского вечера еще мелькал на вершине больших лесистых холмов, возвышавшихся над городом с правой стороны и с левой. Холодный ветер, начинавшийся перед закатом солнца, доносил благоухание сосен из Шварцвальда.
– Господин трактирщик, – сказала жена бургомистра, величая хозяина гостиницы его полным титулом, – к вам будут какие-нибудь иностранцы в этот первый день сезона?
– Госпожа бургомистерша, – отвечал трактирщик, платя ей за комплимент, – я жду двоих. Они написали, – один рукою слуги, другой, кажется, собственной своей рукою, – чтобы приготовить комнаты для них. Они оба из Англии, как я сужу по их именам. Однако, если вы попросите меня выговорить их имена, язык мой запнется; если же вы попросите меня сложить их, вот они: буква по букве, первое и второе по тому порядку, как они приедут. Первый знатный иностранец, по титулу мистер. Имя его состоит из восьми букв: А, р, м, а, д, э, л, ь; он больной и едет в собственной карете; второй знатный иностранец, по титулу также мистер. Имя его состоит из трех букв: Н, и, л; он едет больной в дилижансе. Его превосходительство из восьми букв пишет ко мне рукою слуги, по-французски; его превосходительство из четырех букв пишет мне по-немецки. Комнаты для обоих готовы. Больше я не знаю ничего.
– Может быть, – намекнула бургомистерша, – вы, доктор, слышали об этих знаменитых иностранцах?
– Только об одном, и то не от него самого. Я получил известие от доктора его превосходительства из восьми букв, и болезнь его, кажется, неизлечима. Бог да поможет ему!
– Дилижанс! – закричал ребенок из толпы.
Музыканты схватили свои инструменты, и везде водворилась тишина. Вдали, в гуще леса, в вечерней тишине раздался слабый звук колокольчиков. Какой экипаж приближался: собственная ли карета мистера Армадэля или дилижанс с мистером Нилом?
– Играйте, друзья мои! – закричал бургомистр музыкантам. – Публичный или частный это экипаж – это первые больные в нынешнем сезоне. Пусть они найдут нас веселыми.
Оркестр заиграл веселый танец; дети в сквере топали ножками под музыку. В ту минуту родители их, стоявшие у двери гостиницы, расступились и обнаружили первую мрачную тень, спустившуюся на веселость и красоту этой сцены. В проход, сделанный с каждой стороны расступившейся толпой, последовала процессия дородных поселянок; каждая везла за собою пустое кресло на колесах, каждая ждала с вязаньем в руках несчастных, разбитых параличом, приезжавших раньше сотнями и приезжающих теперь тысячами на вильдбадские воды для облегчения.
Пока оркестр играл, пока дети танцевали, пока голоса разговаривавших звучали все громче, пока сильные молодые сиделки ожидаемых калек вязали, ненасытное женское любопытство обнаружилось в жене бургомистра. Она отвела трактирщицу в сторону и задала ей вопрос:
– Скажите мне хоть слово об этих двух иностранцах из Англии: говорилось ли в их письмах, что с ними будут дамы?
– С тем, который приедет в дилижансе, – нет, – отвечала трактирщица, – но с тем, который приедет в своей карете, – да. Он приедет с ребенком, он приедет с нянькой и, – заключила трактирщица, искусно скрывая главное в ответе на вопрос, – он приедет с женой.
Бургомистерша просветлела; докторша, участвовавшая в разговоре, просияла; трактирщица значительно кивнула. В уме всех трех промелькнула одна и та же мысль в эту минуту: «Мы увидим моды!»
Через минуту началось внезапное движение в толпе, хор голосов провозгласил, что путешественники близко.
В это время дилижанс уже был виден, и всякое дальнейшее сомнение исчезло. Дилижанс приближался по длинной улице, которая вела к скверу, дилижанс, восхитительно выкрашенный желтой краской, дилижанс, привозивший первых посетителей сезона к дверям гостиницы. Из десяти путешественников, вышедших из среднего и заднего отделения дилижанса, приехавших из разных частей Германии, троих вынесли на руках и посадили в кресла на колесах, на которых повезли в квартиры, нанятые для них в городе. В переднем отделении сидели только два пассажира: мистер Нил и его слуга. Опираясь на чужие руки с каждой стороны, иностранец – болезнь которого состояла в хромоте одной ноги – успел спуститься со ступенек дилижанса довольно легко. Пока он утверждался ногами на мостовой с помощью своей палки, не слишком ласково смотря на музыкантов, которые угощали прибывших вальсом из оперы «Вольный стрелок», его наружность несколько охладила энтузиазм кружка, собравшегося встретить его.
Это был худощавый, высокий мужчина средних лет, с холодными серыми глазами и с длинной верхней губой, с нависшими бровями и выдававшимися скулами, человек, казавшийся именно тем, кем он был – шотландцем с головы до ног.
– Где хозяин этой гостиницы? – спросил он очень свободно по-немецки и с ледяной холодностью в обращении. – Позовите доктора, – сказал он, когда трактирщик представился ему. – Я хочу видеть его сейчас.
– Я здесь, – сказал доктор, выходя из дружеского кружка. – Я к вашим услугам.
– Благодарю, –