революцию клянут за лозунг «Грабь награбленное!», которого, кстати, у нее не было. Но если даже и в такой анархической форме происходила где-то «экспроприация экспроприаторов», всё равно хочется спросить: неужели это нравственно хуже, чем «Грабь заработанное!», что реализовали после своей так называемой августовской революции 1991 года пришедшие к власти руководители России?
Вот вернулись господа вместо товарищей. Хорошо? После Октября к господам в их роскошные и безразмерно большие хоромы подселяли людей из лачуг и подвалов. Нынче тех, кто оказался в нищете и не в силах платить за безумно подскочившее в цене жилье, вышвыривают из предоставленных Советской властью квартир.
Говорят, по Конституции у всех нас есть все гражданские права. Но главного права – на жизнь – у многих, оказывается, нет. Настоящее право на жизнь только у того, кто, как минимум, может теперь оплатить и квартиру, и нормальное питание, и дорогую операцию, и лекарства, не доступные для большинства.
В народе всегда считалось безнравственным, аморальным, совершенно недопустимым положение, когда у одного человека было всё, а у другого – ничего. И Советская власть такое не допускала.
Теперь это – норма, и эксплуатация человека человеком, искоренить которую ставил как главную задачу Великий Октябрь, вновь стала нормой. А фантастические богатства кучки нынешних олигархов, ограбивших народ, и нищета миллионов – пока лишь вынужденный повод власти время от времени поговорить «о сокращении слишком большого разрыва в доходах», глухо замалчивая коренную несправедливость жизнеустройства, в которую страна отброшена после ликвидации достижений социалистической революции.
Постоянные размышления обо всём этом побуждают меня сегодня к моей журналистской работе. Они же продиктовали необходимость подготовить эту книгу, которая, надеюсь, в чем-то вызовет актуальные размышления моих современников.
В книгу вошли очерки, статьи и беседы последнего пятнадцатилетия – конечно, только небольшая часть написанного за это время. Но изначально возникла у меня мысль обязательно включить сюда и страницы, принадлежащие не мне, а моему отцу. Сперва я хотел дать их в конце, в приложении, как некое дополнение к теперешнему своему взгляду на жизнь и людей. А затем, после раздумий и совета с редактором, принял иное решение: не завершить, а, наоборот, открыть ими книгу.
Отец, ушедший из жизни без малого двадцать лет назад, я уверен, не возразил бы. Что же касается читателей, думаю, они поймут, чем такое мое решение вызвано и согласятся с его правомерностью.
Говорят, всё познается в сравнении. Отцовские воспоминания о предреволюционной деревне такую возможность дают. Конечно, это воспоминания всего лишь одного человека, и претендовать на какую-то всесторонне полную картину хотя бы той же деревенской, крестьянской жизни во всей России перед Октябрем они не могут. Но – это, несомненно, честная память, за что я, зная своего отца, могу твердо ручаться. Стало быть, для меня (и для читателей)