с облегчением выдохнул я.
– Машину?
Он аккуратно закрыл журнал, заложив страницу пальцем, и с подозрением посмотрел на меня.
– Сдёрнуть решил?
– Нет, – я помотал головой. – В город надо.
– Ты ж только что оттуда! Чего забыл – скажи парням, завтра повезут бумаги и прихватят…
– Нет, – я подошёл ближе и наклонился над столом. – Мне сегодня надо.
Ворон выпрямился, откинулся на стуле, закинув руки за спинку, и снизу вверх глянул на меня змеиным немигающим взглядом. Губы сжались твёрдой линией. И тут же взгляд метнулся мне за спину. Мгновение – и Ворон уже стоял навытяжку, короткими рывками оправляя форму.
Я обернулся.
По лестнице спускался Кастро. Неторопливо, даже элегантно. Как всегда подтянутый и аккуратно заправленный. Сошёл легко, пружинисто, будто не прикладывался вчера весь вечер и ночь, отмечая с подчинёнными очередную победу. Подошёл ближе и сходу протянул ладонь:
– Привет, кого не видел! Что у вас тут?
– Да вот, – Ворон пожал протянутую руку и кивнул на меня: – Машина ему, типа, нужна.
– Чего так? – Коменданте удивлённо повернулся ко мне. – Поломался, что ли?
Я вздохнул от необходимости разговаривать и начал объяснять:
– Парень этот… Батыр который… Ему врача надо. Срочно.
Ворон и Кастро посмотрели на меня с одинаковым загадочным выражением. Словно я только что спустился с трапа летающей тарелки и стал тараторить на неизвестном языке.
– А это… – начал первым Ворон. – Золотых костылей ему не надо? Или там подлизать чего особо переломанное, а?
– Погодь, Саш, – поморщился Кастро и повёл рукой по воздуху в неопределённом жесте, – Я разберусь.
Ворон кивнул и тут же предупредил:
– Я, тогда, к Тимке? – и дождавшись кивка командира, подхватил бумаги и ушёл. Мы с Кастро остались наедине.
Коменданте забрался на стол, свесил ноги и потянулся в карман за портсигаром. Задумчиво покрутил в руке сигаретку и начал говорить, так и не закурив.
– Машина, конечно, есть… И выделить её, конечно, я могу… Только как ты это себе представляешь, Емель, а?
Я пожал плечами. Как-как. Город. Больница. Приёмный покой. А может быть как-то иначе?
Он кивнул, словно подслушал мои мысли, а заговорил о другом:
– Вот ты мне скажи, Емель. Почему мы тут? Не знаешь? А ты посмотри вокруг… Когда эту станцию полвека назад ставили, тут заборов не было, колючку не вешали, и работали в духе ударных строек БАМа, выезжая на молодых комсомольцах-добровольцах. А сейчас – времена другие, Емель. Дух человечности умер в России. Сдох хомо советикус, понимаешь? Теперь тут работает шваль. Их и работать толком не заставишь, и если и поработают – сразу в бега идут. А нам тут тоже копейка лишняя возить туда-сюда этот сброд.
Так вот в чём дело! И я поспешил вклиниться:
– Я заплачу.
Коменданте крякнул и поломал сигарету в пальцах. Сбросил сложившуюся вдвое палочку на пол и внимательно