крепнет: – За что ты сейчас меня осуждаешь? Тебя никогда не было в её жизни!
– Да я даже не знал о её существовании! – выкрикиваю ей в лицо, вдавливая сжатый кулак в стену.
Покосившись на мой кулак, Тася порывисто смахивает слёзы со щёк и спрашивает с фальшивым спокойствием:
– А новость о том, что у тебя есть дочь, что-то изменила бы?
Меня начинает трясти от всколыхнувшейся ярости. В голове мелькают воображаемые картинки, как Тася нежится в объятьях чужих мужских рук. И эти же руки держат мою новорождённую дочь. Потом эти руки придерживают её за маленькие ладошки, помогая сделать первые шаги. Эти руки обнимают её, когда она произносит первые слова.
Мама…
И папа…
У этих рук нет лица. К счастью. Иначе это лицо было бы тут же навсегда изувечено. А чёртовы руки – сломаны!
– ВСЁ! ЭТО ИЗМЕНИЛО БЫ ВСЁ! – реву словно загнанный в клетку зверь.
Я бы вышел… Чёрт! Не сразу, конечно. Но смог бы в разы уменьшить свой срок, использовав для этого все ресурсы.
– Это изменило бы всё… – повторяю тише, рвано втягивая воздух в попытке успокоиться.
Тася замолкает. Кусает губы, оставляя на них новые глубокие метки. Моя рука сама тянется к её лицу, и я провожу большим пальцем по нижней губе. Она перестаёт истязать их зубами. Немного приоткрывает, словно позволяя мне невесомо провести подушечкой пальца от одного уголка к другому.
Такие мягкие, нежные…
Ярость сменяется голодом. Голодом по Тасе. Он был в спячке всё это время, а теперь заполняет мой разум. Каждая клетка в теле стремится обладать ею. Насытиться уже забытой страстью и теплом…
Льну к её лицу, позабыв о ненависти. Вжимаюсь в хрупкое девичье тело – и меня начинает трясти ещё сильнее. Почти касаюсь желанных губ своими…
– Ты меня бросил, – шепчут эти губы.
Зажмуриваюсь. И тут же отпрянув, отрываю себя от неё. На это требуется куда больше выдержки, чем мне казалось, когда я был далеко от неё.
Да. Я её бросил. И у меня были на то причины…
Но Тася поступила куда хуже.
Ненавижу!..
– Спартак! – она вдруг сама подаётся ко мне. – Прошу тебя… Давай решим всё как цивилизованные люди. Умоляю тебя! – складывает ладони вместе. – Умоляю… Ты можешь навредить Алисе! Напугаешь её! Она тебя совсем не знает.
– Это ты виновата! – выплёвываю и тут же отворачиваюсь.
Не могу видеть её подавленное лицо. Слышать мольбу в её голосе. Так же, как раньше не мог видеть её слёз. Они ломали меня и создавали заново.
– Спартак… – в отчаянии цепляется за мою руку. – Пожалуйста, давай всё сделаем правильно. Я познакомлю тебя с дочкой.
Стряхиваю её нежные ладони со своего запястья. Вновь смотрю в голубые глаза, наполненные слезами.
Твою мать, как она это делает?
Почти открываю рот, чтобы дать своё согласие на все её чёртовы условия, но в этот момент в коридоре начинает происходить какой-то кипиш.
Слышен надрывный плач ребёнка… И крики взрослого: «Алиса!!»
Тася срывается с места и тут же вылетает из зала. Я настигаю