Я что, зря почти год училась быть девушкой из высшего общества?
Сделав свои дела, по-быстрому натягиваю трусики, чтобы пошагать назад, но вдруг слышу отдалённую мужскую речь. В тишине леса, нарушаемой только жужжанием мелких насекомых, шелестом листвы и шумом водного потока вдалеке это кажется странным, особенно, когда моих ушей достигает обращение к одному из них: Мартидис. Эту редкую для США фамилию не слышал разве что глухой. Скоро выборы в Сенат, и надоедливые рекламные кампании кандидатов достали большую часть американцев: Илиас Мартидис то, Илиас Мартидис сё… В любом случае плевать. Мало ли, что этот пустозвон делает в лесу за пятьдесят миль от города? Может, тоже в туалет приспичило.
Или мне послышалось. Или это, вообще, его тёзка!
Вытянув шею, вглядываюсь в сторону голосов, но из-за деревьев ничего не разглядеть, зато интонация того мужчины, который обращался к Мартидису, становится более угрожающей. Их беседа не тянет на дружескую или деловую.
Там, где была фотосессия с Гвен, нет дороги. Мы добирались по координатам, сброшенным её «красавчиком» практически по полю, и никакие другие машины мимо нас не проезжали. Значит, они пробрались в лес с другой стороны. Оборачиваюсь к своей Audi, призадумываясь об адекватности выбора этого места для переговоров. Словно оно подобрано специально для того, чтобы скрыться от ненужных глаз и ушей, чтобы… Чтобы что?
Прекрасно помня о том, какой мразью оказался сенатор Чак Шилдс, по вине которого чуть не погибла Адриана, решаю не жевать сопли, а сделать то, что раньше у меня получалось очень мастерски: пошпионить. Совсем чуть-чуть.
Бесшумно двигаюсь от ствола к стволу в их направлении, пока через стройные ряды клёнов не начинают виднеться крупные фигуры. Их четверо, и один из них – действительно Илиас Мартидис. Вооружившись камерой, которая так и висела на мне всё это время, увеличиваю изображение на максимум и делаю несколько снимков. Звук затвора, к счастью, приглушается посторонними шумами. Акустика в лесу такая, что эхом звучат лишь человеческие голоса. Отсюда не разобрать отдельных слов, но ближе подходить ни в коем случае не стану. После той трагичной истории с Адри я поклялась отцу, что больше не буду нарываться, поэтому притаиваюсь за деревом и просто жду. Они ведь уйдут когда-нибудь? Переключаюсь на режим видеосъёмки, дабы не стоять зря. Вдруг у меня в руках окажется сенсация, которая позволит кого-то уберечь? Но то, что происходит потом, за доли секунды приводит в священный ужас.
Уходя, Мартидис оборачивается на зов, а человек, стоящий ближе всего к нему, выбрасывает вперёд руку с пистолетом и в следующее мгновение пускает ему пулю в лоб. Хлопок – и мужчина валится на землю, как подрубленный. Мои ладони разжимаются, выпуская камеру из руки, и я делаю механический шаг назад. В голове раз за разом разносится тот хлопок. Перед глазами – алая точка во лбу политика и его остекленевший взгляд. Я не сразу соображаю, что вышла на открытый участок между деревьями. Прихожу в себя, только когда спотыкаюсь об бревно, лежащее позади, и падаю на спину, вскрикивая от простреливающей боли