знати не настолько исключительны, не настолько важны, как мальчики. Они не могли передавать фамилию рода, а потому к ним относились всего лишь как к украшению, которое нужно не забывать запечатлеть на рождественских фотографиях.
То же касалось моей сестры Сесилии. Отец почти не обращал на нее внимания. Я всегда окружал сестру заботой, когда он отправлял ее в комнату или прятал за то, что она слишком пухлая или слишком «заурядная», чтобы демонстрировать ее в высшем обществе. Я тайком проносил ей печенье, рассказывал сказки на ночь и водил в лес, где мы с ней играли.
– Хватит корчить из себя не пойми кого, Уайтхолл. Брось делать вид, будто ты не чета нашей сестре. Это неправда, – простонал Байрон.
– Может быть, но спать с ней я не стану.
– Почему? – требовательно спросил Байрон. – Что с ней не так?
– Ничего. Все. – Я разворошил сено носком сапога. Уже был порядком пьян.
– Ты предпочел бы поцеловать эту лису в пасть или Лу? – не отставал Бенедикт, блуждая взглядом по амбару за моим плечом.
Я покосился на него.
– Я бы предпочел ни то, ни другое, первоклассный ты вонючка.
– Ты должен выбрать.
– Неужели? – Я икнул, подобрал валяющуюся подкову и бросил в него. Промахнулся чуть ли не на милю. – Это еще почему, черт побери?
– Потому что, – медленно произнес Байрон, – если ты поцелуешь лису, то я скажу отцу, что ты гей. Так мы все уладим. И ты выпутаешься из этой ситуации.
– Гей, – тупо повторил я. – Может, я и гей.
Вообще-то, нет. Слишком уж я любил женщин. Всех форм, цветов кожи и с любыми прическами.
Байрон рассмеялся:
– Ты довольно-таки симпатичный.
– Это стереотип, – сказал я и тотчас пожалел об этом. Я был не в том состоянии, чтобы объяснять этим двум придуркам значение слова «стереотип».
– Рыдающий либерал, – посмеялся Байрон, толкнув брата локтем.
– Может, он правда гей, – размышлял вслух Бенедикт.
– Да не. – Байрон помотал головой. – Он уже оприходовал парочку знакомых мне девок.
– Ну что? Ты будешь это делать или нет? – потребовал ответа Бенедикт.
Я обдумал предложение. Бенедикт и Байрон славились подобными возмутительными уловками. Они распространяли ложь, а другие в нее верили. Я знал это, потому что учился с ними в одной школе. По большому счету, что такое один глупый поцелуй в пасть мертвой лисы?
Это моя единственная надежда. Если поссорюсь с отцом, один из нас этого не переживет. И при текущем положении дел это буду я.
– Ладно. – Я встал со стула и, петляя, поплелся к лисе.
Я наклонился и прижался губами к ее пасти. Она была липкой, холодной, и пахло от нее, как от использованной зубной нити. К горлу подступила желчь.
– Приятель, боже ты мой. Он правда это делает, – хмыкнул Бенедикт у меня за спиной.
– И почему у нас нет с собой камеры? – простонал Байрон, который хохотал так заливисто, что уже повалился на пол, хватаясь за живот.
Я отпрянул. В ушах звенело. Перед глазами