Дорога так трудна для тебя?
– Темно же, – оправдалась Мира.
– Хорошо, пошли.
– Спасибо!
В темноте по зарослям лазить опасно – можно нечаянно коснуться ипритки, это ядовитый плющ, от него появляются волдыри. И на гадюку легко наступить. Хорошо, что впереди шёл Виктор Сергеевич. Он то и дело спотыкался о корни, но ни разу не ругнулся.
Когда поднялись на склон, Мира оглянулась – и ахнула: в посёлке не горели огни! Наверное, сошла лавина и оборвала провода. Вот почему нет связи: вышка тоже не работает без электричества. Только в старых домах на окраине, где ещё сохранились автономные генераторы, светилось несколько окошек.
От берега донёсся длинный свист. Кто может свистеть так долго и пронзительно? Вряд ли птица.
Ворота пансионата были заперты, Мира крикнула несколько раз, но из караулки никто не отозвался. Забор не перелезешь: поверху острые пики.
– Нужно пройти? – поинтересовался инструктор. – Погоди, у меня есть литоредо.
На ладони Виктора Сергеевича лежала толстенькая белая сигара. Когда он приставил её к пруту, сигара обернулась вокруг кольцом, из которого во все стороны полезла стружка.
– Что это за слизняк? – поражённо прошептала Мира.
– Червь, ест железо.
– А, как улитки, которые портят корабли, у них ещё раковина превращена в сверло? Только они больше по дереву, я не слышала, чтобы такие для металла были. Ваша секретная разработка?
– Наша.
«Сигара» сгрызла прут за минуту, Виктор Сергеевич отогнул обе его половины. Мира пролезла, прикидывая, догадается ли сторож, кто сломал забор. Ладно, если что, тётка потом заплатит. Сейчас бы спрятаться.
Она постучала в двери пансионата, ни на что не надеясь. В ответ лязгнуло, одна створка приоткрылась, изнутри блеснуло дуло карабина. Хриплый голос окликнул:
– Кто такие, а ну?
– Дядя Ютавич, да это я, Мира! – от волнения она захлёбывалась словами. – Рина исчезла, и Славика в воду поволокли, и… и… Страшно, пустите?
Щель открылась шире, сторож хмуро глянул на Миру, на Виктора Сергеевича – и кивком показал проходить, тут же запер двери за их спинами. Ютавич был коренастый, загорелый, словно старая покрышка, коричневый пуховик не снимал даже в жару.
Холл теперь казался другим, не таким, как днём: тесный, заставленный креслами, он давил, словно пещера. На конторке у входа коптила свеча. Под ноги попалась свёрнутая ковровая дорожка, Мира чуть не упала – Ютавич тут же схватил за шкирку, шепнул:
– Стрекоза, не шуми! Услышат, придут.
– Кто?
– Те, с пустыми головами.
Кресло подвинули к самым дверям. Сторож встал на него и вгляделся в маленькое окошко. Спустившись и усевшись, снял ремень с карабином, положил его поперёк колен и спросил шёпотом:
– Знаете, что на причале у клуба сегодня было?
– Нет, дядь Ютавич, расскажи.
– Рыбак приезжий очень нехорошо себя вёл. Ну, как рыбак?.. Кепка, куртка, на ногах бродни – а снастей нет, и слоняется полдня туда-сюда. У одного спросил, где город. Тот ему на посёлок машет. А