его? Здесь тебе всего пять лет.
Рашель с блаженством смотрела на фотографию с мощным псом, которого обнимала тощая белокурая девчушка в летней маечке на бретельках и коротких джинсовых шортиках. Пес лежал с высунутым языком и щурился на солнце, а девчушка сидела на изумрудно-зеленой траве, обхватив его мощную шею тоненькими ручками. У меня в голове пронеслось: «Совсем не похожа на мою крошку, такую же, впрочем, худышку, но с длинными каштановыми волосами и темно-шоколадными глазами». Ох, Рашель, как я тебя понимаю! Ты – мать, которая пытается вернуть свое дитя, но проблема в том, что я не могу тебе помочь. Я не знаю, в каком из миров сейчас твоя дочь, но здесь, в этой палате, ее точно нет. Здесь есть я, но я не могу тебе все рассказать по нескольким причинам: во-первых, я сама не понимаю, что происходит, во-вторых, я не хочу убивать твои надежды, ведь ты счастлива тем, что твой ребенок выжил, но главное, я не уверена, что мне поверят. Вернее, я почти на сто процентов уверена, что мне не поверят и сочтут за травму мозга и помешательство, и начнут лечить, желая заставить меня вспомнить то, что должна знать Элизабет. А проблема в том, что я этого не знаю и, соответственно, не вспомню НИКОГДА. И жить мне тогда оставшиеся года овощем в фешенебельном дурдоме, ибо деньги у моих «родителей» явно водятся немалые, и доктора будут лечить их единственное (или не единственное?) чадо до тех пор, пока существует монетный двор. Нет, я буду молчать и делать вид, что ничего не помню. А дальше искать путь домой, к мужу, к ребенку.
– Ой, Лиззи, ты узнаешь этот ресторанчик?
Мне вручили фотографию с увитым плющом двухэтажным домиком с открытой верандой на втором этаже. Возле домика росли кусты, усыпанные крупными белыми и розовыми цветами. Небо над рестораном создавало фон невероятной красоты и голубизны, а солнце ярко освещало каменные стены дома, его плоскую крышу и окна с деревянными жалюзи.
Как же мне хотелось сказать, нет, я не помню и не могу помнить этого ресторана, так как обед в нем стоит половину моей месячной зарплаты, и такие заведения я всегда обходила стороной. Я не могу помнить наш отдых в Ницце и поход в Сирк дю Солей в Арии, элитной гостинице Лас Вегаса. Я не летала с вами в Италию, чтобы послушать божественный голос оперной дивы и не ходила по горным тропам швейцарских Альп. Я родилась за тысячи километров отсюда в среднестатистической российской семье с небольшим достатком, жила и работала в маленьком сибирском городке, пока не повстречала своего мужа, который прилетел туда в командировку и увез меня сначала к себе, в Хабаровск, а потом в Канаду, где ему предложили работу. Наша кроха родилась уже здесь, в Торонто, ну, то есть там, в Торонто. Я никогда не жила в Калифорнии и вообще никогда не была в США, и у меня никогда не было более $50,000 на счету. Мне хотелось кричать, что это не моя, а чужая жизнь, которую мне зачем-то навязали, ну, или подарили, я не совсем еще в этом разобралась. Но я молчала, угрюмо смотря на очередное фото, а Рашель продолжала верещать с восторгом:
– Твой папа отвел нас в этот ресторан, чтобы ты перестала плакать, когда погиб Тайгер. Он хотел купить тебе пони,