тень. Сверкнули зрачки. Из глубин Кошкина стал подниматься животный стон. Ужас объял его. Он вскочил и, круша всё на своем пути, бросился в чащу.
Его били ветви, хлестали кусты, он натыкался на деревья, падал, поднимался снова и бежал, бежал, бежал, пока его ноги вдруг не заскользили вниз, и, потеряв опору, Кошкин полетел в овраг.
Докатившись до дна, он растянулся внизу загнанной жертвой и, уже готовый к близкой смерти, вдруг нащупал рукой здоровый узловатый сук.
Тогда Кошкин медленно поднялся на ноги и, сжимая его двумя руками, грозно зарычал.
Утром снова светило солнце, шелестела под теплым ветром трава, и деревья шумели верхушками – все дышало покоем и умиротворением.
Кошкин косолапо брел по лесу с дубиной на плече и ключами на шее. Иногда он наклонялся и рвал ягоды. Запихивал, давясь, в рот и шел дальше. Выглядел он неважно. Исцарапанный, весь в ссадинах, с ввалившимися глазами, почерневшим, искусанным лицом и с разбитыми в кровь губами он походил на опустившегося вконец лешего.
Впереди мелькнула тропинка. Кошкин заметил ее, подошел и, оглянувшись по сторонам, торопливо пересек. Потом осторожно пошел вдоль тропинки, старательно прячась за кустами. Он уже не рисковал встречаться с людьми.
Тропинка вскоре вывела его к лесному озеру. Когда среди деревьев заблестела вода, Кошкин остановился.
С озера доносился громкий плеск, словно в нем резвилось большое энергичное животное. Скрываясь за деревьями, Кошкин подобрался к берегу и увидел умиляющую душу картину.
Посреди озера радостно бултыхалась мужская человеческая особь.
Лихорадочно блестя глазами, Кошкин оглядел берег: совсем недалеко от кустов виднелась сложенная одежда. Дрожа от нервного возбуждения, Кошкин уронил свою дубину и быстро-быстро засеменил к одежде. Как он предвкушал этот счастливый миг!
Он уже почти подобрался к ней, почти протянул руку, как в кустах затрещало, и прямо на Кошкина вышел угрюмый волкодав. Кошкин с ужасом уставился в непроницаемые звериные глаза. Его рука так и повисла над одеждой.
– Собака – друг человека, – запинаясь, сказал Кошкин волкодаву. – Собака – друг человека…
Сил уже не было. Кошкин еле волочил ноги. А когда наклонялся за ягодами, то со стоном хватался за поясницу. День подходил к вечеру, и лес постепенно тускнел, умолкал, готовясь к ночным развлечениям.
Кошкин тоже готовился: искал подходящий сук. И вдруг его что-то насторожило.
Он нервно потянул носом. Потом еще раз. Откуда-то доносило дымок костра и нежные тонкие ароматы. Кошкин оживленно засуетился и, принюхиваясь, пошел на запах.
То, что вскоре открылось перед его глазами, заставило Кошкина судорожно сглотнуть и облизнуться.
На опушке леса, в блеклых лучах заходящего солнца нежилось милое румяное семейство. Папа, мама и невинное чадо. Чуть поодаль стояла машина с разинутым багажником. Но не это переполняло Кошкина эмоциями. На небольшом аккуратном костре, сидя на шампуре и роняя в огонь капли жира, покрывалась аппетитной корочкой ядреная курица.
Кошкин вцепился зубами в кулак.