Даже в чулане закрывал. А темного закрытого пространства я больше всего на свете боюсь.
Смотрю на высокую фигуру, вышагивающую впереди. Пятая точка Бойцова определенно даст фору всем пятым точкам в нашем отделении. А если подполковник решится выдвинуть Тимура на городской гала-фестиваль, то майор и там шикарной задницей все награды соберет, как в игре компьютерной – блестящие звездочки.
– То, как вы со мной разговариваете, Тимур Иванович, ни в какие рамки не укладывается, – говорю ему в спину. – В Америке бы…
– Ты не в Америке, фенистилка, – перебивает он, не оборачиваясь.
Сейчас взорвусь от злости. Аллергик чертов!
– Я – феминистка, – произношу гордо. – Два месяца одно слово запомнить не можете? У вас и правда одна извилина? Или смеетесь?
Стараюсь идти так, чтобы не бежать унизительно за Бойцовым вприпрыжку, но и не отставать. В руках сжимаю сумку. Спина под плащом вспотела, поэтому я мечтаю поскорее добраться до своего рабочего места.
– Феминистка, – повторяю практически по слогам.
Даже ребенок бы давно запомнил. А этот… ни в какую!
– Мне без разницы, кто ты, Валерия.
– Старый, армейский, дырявый сапог, – шепчу под нос и, фыркнув, показываю спине Тимура средний палец.
Опрометчиво? Не спорю. Зато сразу как-то легче становится…
– Что ты сказала? – рычит Бойцов, резко разворачиваясь.
Я врезаюсь в твердую грудь вместе с фигурой, сложенной из пальцев, и задираю голову повыше.
Какой же он высокий!
– Сказала, что… сапоги мне надо купить, на весну. Армейские, на берцы похожие. Сейчас в тренде…
– Сапоги? – непонимающе повторяет он, без интереса оглядывая мои ноги.
Мысленно пищу, потому что на службу приходится носить унылые черные джинсы, а не мини-юбку. И вот эти мысли, они ведь вообще не про феминизм. Да что со мной?
– Ты что, мне «фак» показала? – нахмуривается Тимур.
Я закусываю нижнюю губу и часто дышу.
– Нет, – вру трусливо.
– Мне привиделось?
– Это… заговор такой.
– Чего, черт возьми?
– Заговор. Старинный. Мне бабушка показала. – Мои глаза бегают по его лицу, как маленькие мышки от взрослого кота. – На восстановление памяти. У вас ведь… явно проблемы. Можно, ещё конечно, на рассвете земли с могилы какого-нибудь умного человека подсобрать и вам под подушку сунуть. Но это не гигиенично. – Пожимаю плечами.
Бойцов молчит.
Что тут скажешь? И правда ведь, запомнить не может элементарного.
– Ты в чулане давно не сидела? – кивает он в сторону подсобки, где тетя Наташа, наша уборщица, хранит инвентарь.
Там, кстати, ни зги не видно, невкусно пахнет и как в гробу – тихо. Не то чтобы я часто лежала в гробах, но во всяком случае так кажется.
– Не надо в чулан. Умоляю, Тимур, – шепчу едва слышно.
Опускаю взгляд на широкую грудь, к которой, оказывается, все еще прижата. Замираю, улавливая малейшие ощущения в теле. Они… приятные.
Я вздрагиваю.