не так забавно. Хотя, вот, на Чистых прудах, весело и приятно, народ на коньках по льду озера катается, оркестр музыку играет. Красота!
***
Елизавета сидела перед зеркалом в своей спальне, расчёсывая волосы. И то, было ведь о чем заботится- длинные, густые, шелковистые, правда- рыжеватые. Ну, если быть честной – то точно уж не рыжеватые, а прямо огенно-рыжие, цветом поярче шерсти кота Мурзика, проживавшего в доме Шумских на правах хозяина. По крайне мере, кот так искренне считал, и сейчас пытался пробраться к ней в комнату. Сначала прилёг на пол, и лапкой пытался потянуть дверь на себя. Сначала не получалось, затем придал ещё усилия- и, полотно скрипнуло, и приоткрылась щель в которую пролезла довольная круглая хитрая морда. Лиза улыбнулась, ведь на всё это было невозможно смотреть без улыбки. Затем Мурзик вошёл весь, ткнулся носом в её руку, и занял своё место, разлёгшись на её домашних тапочках.
– Лиза, ты здесь? – позвала мама, Анна Фёдоровна, – а то к тебе уже подруга пришла, Кристина!
– Я уже скоро! Пусть в гостиной подождёт! – ответила дочь.
– Только до темноты возвращайтесь! – дал знать о себе и отец, Григорий Ильич.
Её батюшка служил врачом, хирургом, в больнице. Поэтому и Лиза училась на курсах, чтобы стать медиком. И то, преподавали ведь у них проффессора из Московского Университета. Она старалась, хотя поначалу и тяжеловато было, видать, слабохарактерная выросла. Просто млела в анатомических классах, долго привыкнуть не могла. Потом, кажется, отошло.
– Конечно, папа. Ведь Рождество же! – ответила барышня.
Сама же Елизавета опять посмотрела на платье, кажется, осталась довольна собой. Но, пуховкой, опять обмахнула лицо, что бы чуть скрыть такие настырные веснушки. Подкрасила губы, чуть-чуть, и кажется, осталась довольна собой.
– Ну вот, давайте чаю выпьем, – предложила Анна Фёдоровна, поглядев на свою дочь и её подругу, – вполне себе постные!
Женщина была рада, что дочь ещё не вышла замуж. А то, оба сына, Лаврентий и Сергей, служили в армии, пока в небольших чинах, и навещали родителей нечасто.
– Вот, пироги несу, – со значением сказала кухарка дома, Василиса Егоровна, – остыли, тёплые. Ах, вышли-то хорошие!
– Спасибо, Василиса, – поблагодарил Григорий Ильич, – я самовар принесу.
На столе их ожидали фарфоровые приборы, и чудные чашечки наполнились ароматным чаем. А углу комнаты, стояла и красовалась ёлка, украшенная чудными игрушками.
Елизавета помешивала в кружке сахар, съела один пирожок, с яблоками и корицей. Опять поглядела в окно. Правда, мысли были слабовольные, придёт этот молодой человек, Яков, на службу в церковь, или не придёт? Или решил, что она слишком взбалмошная и суетливая? Тут её губы упрямо сжались, и она чуть было не облилась чаем. Матушка, поглядев на неё, покачала головой, а батюшка, лишь поправил своё пенсне и сделал вид, что ничего не заметил.
Чай был допит, Елизавета Григорьевна