мастерами рукопашного боя, и поэтому бились профессионально, со знанием дела. Лишь только вмешательство остальных, особенно самого Брайта, который превосходил в силе и искусству боя любого, позволило избежать серьезных увечий. Правда, переломы и синяки астронавты друг другу нанесли, но залечивали их они оба, находясь в гаупвахте, на расстоянии, позволяющем не видеть одного другого. Встретились они пять месяцев спустя, когда обиды забылись.
Бортмеханики были не единственными, кто доставлял хлопоты командиру. Иногда Махмудов начинал разводить болтовню, что человечество еще не доросло до межзвездных перелетов, в других галактиках нас никто не ждет, может, стоит повернуть обратно, – видимо, это было следствие дипрессии и напряженности. И требовалось немало усилий, чтобы успокоить навигатора и настроить его на позитив. Держалась хорошо Анжелина, но командир был уверен, что не обошлось тут без психостимуляторов, доступ к которым она имела как врач, потому что быть невозмутимой и спокойной три года очень трудно, если не знать определенных мер. А Брайт держался тем, что занимался раджа-йогой, умел поддерживать тонус и работоспособность благодаря аутотренингу. Короче, экипажу не хватало пространства и людей: даже большие размеры корабля не были значимыми для астронавтов, ежедневно встречающихся на мостике, камбузе, оранжерее, отсеках, им хотелось большего общения с другими личностями, разнообразить жизнь, а это было невозможно. Ведь даже из-за секретности полета Нил изредка отправлял сообщения на Землю, чтобы враг не мог перехватить сигнал и не расшифровать, а затем не направить в погоню свою эскадру. И в связи с этим невозможно было вести переговоры с родными и близкими.
Повторно мигнул сигнал – время смены вахты миновало двадцать минут назад, Аркадий запаздывал. Брайта это не удивляло – беларус был отличным парнем, но не собранным и не дисциплинированным. Даже военное положение и боевая обстановка не могли исправить его характер, Казаков это понимал, мучился от этого, бился сам с собой, стараясь выработать в себе большую ответственность, но ничего сделать не мог. Он мало годился для астронавтики, особенно для вооруженной, больше подходил для неспешной работы в исследовательских центрах, однако выбирать не приходилось – людей итак было мало, каждый человек ценился на золото, а Казаков считался одним из лучших механиков Марса.
Брайт вздохнул, включил пульт внутренней связи и сказал:
– Внимание – Казакову! Явитесь на вахту – ваша смена! Повторяю: явитесь на вахту! Я жду!
Обычно задерживающийся где-то астронавт предупреждает об этом или сразу же отвечает на команду. Между тем, Аркадий не только не ответил, но и отключился вообще. То есть он мог даже не услышать голос командира. Это было уже грубейшим нарушением Устава. Чертыхнувшись, Нил включил мониторы внутреннего слежения, которые еще функционировали в большинстве мест корабля,