вздох, который смягчается тем, что я, наконец, вижу кошачьи глазки, о которых мечтал последние часы, пытаясь забыться с Региной.
– Ч-что ты делаешь? – птичка старается выглядеть непринужденно, но бегающий взгляд из стороны в сторону и руки, прикрывающие оголенную грудь, выдают её с потрохами.
– А разве не ясно? – выгибаю бровь и пытаюсь негромко прочистить горло, потому что голос очень сильно хрипит, выдавая моё собственное дикое возбуждение.
А мне не нужно, чтобы птичка знала, что у неё есть на меня рычаги давления…
– Нет, твои намерения как раз таки очень ясны. А вот какого хрена и права – не ясно! – поняв, что прикрывать грудь руками бесполезно, и это только распаляет меня, девушка принимает лучшее решение, опускаясь в воду по самый подбородок.
Хмыкаю, а уголок рта растягивается в усмешке:
– Я уже видел достаточно, Танечка. И не только видел. Так что не нужно строить из себя невинность. Мы взрослые люди. Да и ты задолжала мне провинность. Принимай наказание достойно.
– Видел – больше не увидишь! – заявляет она, гордо вздернув подбородок и сощурив блестящие весенней листвой глаза. – Мы на такое не договаривались. Сделка была такая – я добровольно иду с тобой, сижу тут неделю, а ты в свою очередь удаляешь весь компромат к чертям собачьим. Всё. Ни о каком интиме и речи не шло! Я тебе что, проститутка какая-то?
– О нет, Танюша, – поднимаюсь с пуфика и нависаю над ней, опираясь руками о бортики ванны, – ты не проститутка. Ты ещё хуже. – сверкаю металлическим взглядом. Пытаюсь задавить её морально. – Проститутки хотя бы знают, что это их работа. А ты, – качаю головой, распаляясь с каждой секундой от злости и неудовлетворенности ещё больше, – охеревшая богачка, спящая с первыми встречными мужиками, и думающая, что тебе всё в этой жизни позволено!
Мой голос под конец фразы срывается и переходит на рык, от чего девушка всё же показывает свои истинные эмоции. В кошачьих глазах мелькает испуг и вина. Но она тут же прячет это всё за вуалью ответного раздражения.
– Ещё раз посмеешь меня так назвать, и я выцарапаю тебе глаза, придурок! – шипит разъярённой кошкой, а сама инстинктивно льнёт к дальней части ванны. Подальше от меня. – Да, я так обошлась с тобой, но ты во многом ошибаешься. И если думаешь, что я начну оправдываться, то ты глубоко заблуждаешься. – она на секунду затихает, а потом разражается новой тирадой. – Я облила тебя грязью, ты похитил, напугал и унизил меня в ответ. Думаю, что этого достаточно. Не переходи границы уголовной ответственности!
Мы упрямо смотрим друг на друга. И она, и я понимаем, что мне не страшна никакая уголовная ответственность, потому что записи с камер подтвердят, что птичка сама пошла со мной на добровольной основе.
Да и Тане не выгодно обращаться в полицию, ибо если всё всплывёт, то будет хуже в первую очередь ей самой. Поэтому она прекрасно понимает, что сейчас я могу сделать с ней всё, что душе угодно и ничего мне за это не будет. Вот и пытается ухватиться за соломинку. За мою совесть