не согласился жених. – Без инициации, даже без брачного ложа. Ты наша, – у него не очень выходило обращаться в мужском роде. Похоже, действительно с трудом видит в нем парня. – Нашего рода, понимаешь? С потрохами.
– Этого просто не может быть, – честно предупредил мальчишка, – никак! – даже отрицательно покрутил головой. – Напутали. Я ноль. На меня даже наш родовой камень не реагировал.
– Спи, – завершил спор, поднимаясь, Олав. – Тебе сейчас есть и спать. Ты выжгла себе все нутро, – осуждающе посмотрел на мальчишку. Потом подумал, и все-таки добавил: – в столице более тонкие омнусы, не чета здешним. Пусть даже чуть моргнет, самую малость… – ободряюще ухмыльнулся. – Раскачаем. Наймем учителей. Второй точно возьмешь.
– А вернуть назад? – даже приподнялся от волнения с подушки Лан. – Твоя семья согласится? Я отработаю! Сполна! Слово! Пред ликом Крома!
– Эх, Лань, – грустно вздохнул жених, сократив его имя на девичий лад. – Если бы с богами так можно было шутить… – понимающе глянул, на жертву циничных продажных схем. – Ты же сама знаешь. Боги не прощают ошибок. Это невозможно. Так не бывает.
Лан без сил упал на подушку. А парень вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Он на самом деле знал. Мозг знал. С самого начала. Но боялся признать, боялся произнести вслух. Ибо хотел верить, и верил, истово верил… Ибо иначе… как? Отец его обманул. Просто, легко, жестоко, цинично. Как тупого породистого пса, которых разводят для продажи. В маркетинге нет людей, там одни товары.
Потолок смазался, поплыл… и неожиданно хлынули слезы. Мальчишка вдруг заревел, уткнувшись в подушку, сильно, навзрыд… Сто лет не ревел, не плакал. А сейчас вдруг обильно выдал за долгие годы.
Жизнь, это боль. Бессилие, гнет и обреченность. Нет впереди надежды, нет звезды, маяка, к которому можно стремиться, даже ползти по ярдам, ломая ногти. Люди всегда ждут. Всегда надеются на завтрашний день. А что будет ждать он? Что?! Мужа, ночи, постели?!
Это продолжалось долго. Плечи тряслись, он зарывался носом все глубже и глубже, сминая в кулаках мягкую ткань… За что, боги? За что?!! Чем я провинился, пред светлыми ликами? Дрался? Грубил? Хамил? Врал? Так ведь это стезя любого подростка, надирающего шишки на лбу, пред взрослением! Чем прогневил ваш взор?
Он ревел, всхлипывая и содрогаясь. Пока наконец обессиленное тело не упокоилось на подушке, и отяжелевшие веки не схлопнулись от усталости. И впервые за последние дни заснул. Хотя тело все еще вздрагивало, и ресницы дрожали, будто он дрался с неведомым зверем. Неистово кусал и царапал ногтями. Или бежал от ватаги остервенелых, плюющихся вслед подростков…
Разбудила круглая служанка, с необъятным бюстом, и заставила выпить отрезвляюще-горькую кружку вонючей жижи, жалостливо хлопая глазами. Не надо. Прошу. Послушно выпил, опасливо косясь на нависающие сверху вселенские шары, потом скривился, вытер рот и снова откинулся на подушку. Покосился на окно – сумерки. Сколько он спал? Пробудившийся огонь в желудке начал стихать.
Затем