нашу так снарядил в поход, что даже на учебные стрельбы снарядов нет! И кто отвечать за бардак будет, что «Иртыш» не снаряды нам привез, а сапоги?! А кто от итальянских крейсеров отказался – ты собственноручно или папа римский?! И отряд Вирениуса придержал сам в дороге – адмирал Макаров ведь тебя просил о помощи, а ты его предал!
От яростных слов Фелькерзама Рожественский побагровел, казалось, что воспламениться, а из ноздрей пойдет дым. Но остановиться Дмитрий Густавович не мог, его, как говорится, понесло:
– О да, ты один белый и пушистый аки голубь, весь такой из себя – гимназистка невинная! А вокруг тебя одни тупицы, твари бессловесные, бездарности, а не заслуженные командиры кораблей, которым ты клички подбираешь из справочника по венерическим заболеваниям!
Рожественский захрипел, глаза налились кровью, как у взбесившегося быка, но Фелькерзаму такой вид командующего только добавил обличительной прыти – семь бед, один ответ!
Все равно пропадать!
– Энквист для тебя «пустое место», Небогатов «хер конячий», а я «мешок с навозом»! Да за такие вещи не на дуэль вызывать надобно, зачем благородную сталь поганить, а морду хамскую нужно бить вдумчиво, чтобы поганую пасть дальше на достойных людей разевать не мог – у тебя не слова из нее идут, а сплошное амбре! У тебя ни капли уважения нет к идущим на смерть людям, верным присяге, – один словесный понос льется, как из прохудившегося бурдюка
– Заткнись! Собственными руками придушу!
– Что – понравилось?! И это еще не все! Ты эскадру в Цусимский пролив ведешь, и бой решил 14 числа устроить, праздник для их величеств отметить! Ты что творишь, бестолочь?! Не то, что командиры броненосцев и крейсеров, флагманы твоего плана сражения не ведают, ты всех на убой как бессловесное стадо тянешь. Только в последний момент объявишь, чтобы курс норд-ост 23 держали. Вот и все твое руководство в бою будет, глупец, пока тебя по голове осколком не приласкает через сорок минут! И все твое участие в сражении на том и закончится!
На какую-то секунду Рожественский остолбенел, выпучив глаза, и посмотрел на Фелькерзама странным взглядом. Но того уже нельзя было остановить, и он начал выкладывать такое, что командующий захрипел, рванув воротник кителя так, что золотистая пуговица была вырвана с корнем и полетела на пол, как брошенный империал.
– Тебя с броненосца Коломейцев снимет, со штабом, он и экипаж «Осляби» спасет до этого – мой флагман опрокинется, ты его под сосредоточенный огонь подставишь! А «Суворов» до конца сражаться будет, в костер превратившись – спасенных с него не будет! А твой выдвиженец, сука гладкая, командир «Бедового» Баранов, свой миноносец, и тебя с ним, японцам в плен отдаст, а еще четыре броненосца флаги спустят – позорище!
Фелькерзам говорил негромко, шипел больше как змея, но от каждого его слова лицо Рожественского потихоньку меняло цвет с багрового на синюшный. Дмитрий Густавович придвинулся, впившись взглядом в мертвеющие глаза Рожественского, который явно ему поверил. Ведь