королевой ей предстояло стать, о жителях Старого мира, что еще не знали даров Бога, молилась о душе Каро, Литты и Воридера. Ювэр всегда ставила интересы и желания других превыше своих. Она встала, отряхнула светло-розовое платье и подошла к комоду в углу комнаты, поставила на него стеклянную статуэтку. Ей хотелось подняться на крышу, как обычно они делали с сестрой по ночам, лечь на горячую поверхность и наблюдать, как на них смотрят звезды мерцающие в небе, далекие и одновременно такие близкие. Литта приходила к ним и приносила напитки, и они разговаривали, делились секретами до первых лучей солнца, затронувших небо.
Ювэр посмотрела в окно, застеленное бурей, и с ее глаз потекли слезы. Все ее заботы о жителях будто были впустую, ведь они не могли заполнить дыру в груди. С тех пор как Тавот ступил на их землю, привезенный своей последовательницей, в Приаме наступил мир, но и люди стали другими. На каждое плохое действие их душа вибрировала пуще прежнего, за каждый шаг, связанный со злом, их будто разрывало на части. Каро предупреждала, что Бог дает дары, но она говорила и о проклятье. Ювэр хотела побывать хоть раз на Цве, там, где родился Тавот, но Каро сказала, что, то место проклято, что жители похожи на тени – заплутавшие во тьме и горе, они бродили, не зная любви и не помня добра. И Ювэр поражало какой стала Каро – открытой, чистой, борющейся за справедливость и чтившей слово Тавота как отца родного, и он платил ей тем же.
Самый лучший день.
– Это мой самый лучший день! – Терим посмотрел в зеркало и улыбнулся себе.
Его корабль наконец был готов и капитана ожидало плавание в Приам за алмазами. Он уже предвкушал теплый ветер, шумное море, солнце и крик чаек. Мужчина улыбнулся представив свою старую команду, ту теплую атмосферу, что любили все. Терим натянул сюртук на живот, выпирающий над бедрами, и кивнул себе, по-прежнему глядя в зеркало. Он поправил курчавые золотистые волосы и вздохнул. Терим уже знал, что сделает с деньгами – купит жене фруктов, рассчитается с долгами за ремонт корабля, а сыну подарит самую лучшую гитару. Капитан усмехнулся, сморщил нос – он знал насколько понравится подарок единственному отпрыску и представил как мальчишка, сидя на крыльце, перебирает струны.
Аарону уже было семнадцать, и он бредил морем больше, чем его отец. Юноша романтизировал путешествия, восхищался моряками и рыбаками. Он постоянно просил отца отпустить его, и у Терима обливалось сердце кровью, когда он представлял своего мальчика на этих проклятых островах Старого мира и среди китобойцев мира Нового. Капитан знал, что со временем силы покинут его, он станет больше заседать в совете короля и меньше времени уделять любимому делу, а за штурвал корабля придется пустить Аарона.
За этими размышлениями его застала жена. Женщина вернулась с рынка, и поставив корзину на стол, заметила, как ее муж задумчиво смотрит на себя в зеркало. Она тихонько подошла к нему и обняла со спины. Терим наклонил голову, пока женщина, прижавшись к нему, раскачивалась из стороны в сторону.
Их маленький дом был старым