я высказываю свое мнение, это мое право, и оно не должно означать ссору. А высказывать мнение, я имею право в любое время суток.
Она, была права, и ему пришлось, как это часто бывало, просто промолчать. Но через время Антон Альфредович все же повторил просьбу: никаких разборок по утрам не устраивать, особенно, если впереди рабочий день. К разговору подготовился, заранее продумав аргументы.
– Мой рабочий день связан с клиентами, – сказал он жене. – Клиенты – это наш доход, наш главный капитал. Я должен быть абсолютно спокойным, чтобы произвести впечатление дорогостоящего адвоката.
– Но вечером я тоже не могу решать с тобой никакие проблемы, – парировала жена. – Потому что вечером тебя чаще всего дома не бывает. А ночью, когда ты, наконец, появляешься, я должна спать, так как утром мне на работу, и я не могу появиться перед студентами с помятым лицом.
Они умели разговаривать друг с другом, находя веские и необходимые доводы.
– Значит, не надо нам с тобой вообще ничего разбирать, – поставил он точку в их разговоре.
– Но меня не совсем устраивает то, как мы живем, – исправила жена на многоточие.
Ни о чем они тогда не договорились. И в последнее время все чаще случалось то, что жена мягко называла размолвками. На самом же деле все обстояло много серьезней и жестче. Познавший вкус власти преуспевающий адвокат больше не хотел чувствовать опеку жены, ему надоело быть мальчиком. Если вначале он советовался с ней практически по любому поводу и даже без повода, чтобы узнать ее профессиональное мнение по тому или иному вопросу (она ведь была классным юристом), то сейчас он не любил с ней говорить ни о каких своих делах. Конечно, жена не могла этого не заметить, и, зная, что ее роль в блестящей карьере мужа далеко не последняя, была недовольна тем, что он ускользает из-под ее влияния, а он не хотел менять вновь взятую линию поведения и возвращаться к старой.
Утром их «линии» столкнулись.
– Ты очень спешишь? – спросила жена, когда они сели завтракать.
Ему бы просто ответить «да», может, и не было бы ничего, а он полез в разборки.
– Почему ты решила, что я спешу?
– Потому что ты спешишь, – утвердительно ответствовала жена, – если тебе нужны факты, говорящие о том, что ты спешишь, я могу тебе их предоставить.
– Ладно, не надо, – крайне раздраженно остановил он ее, уже слыша, как она металлически констатирует, где и что он положил не так, бросил не туда. – Да, я спешу, что здесь странного? – Сколько раз! учил он себя, даже тренировал: никаких эмоций, никаких внешних волнений, все всегда должно быть ровно и безупречно. Выдержка, выдержка и выдержка. Что у него и где бы ни случилось, для всех, и жены, в первую очередь, все должно быть как обычно. Но именно этот «конь» был самым строптивым в его триумфальной колеснице. И Антон Альфредович все время ловил себя на том, что эмоции вырываются из него, переливаются через край и срывают благодушную маску, выдавая внутренне состояние вместе