вертеться, господа адвокаты, с вашей «средой».
Влас[20]
Помните ли вы Власа? Он что-то мне вспоминается.
В армяке с открытым воротом,
С обнаженной головой,
Медленно проходит городом
Дядя Влас – старик седой.
На груди икона медная:
Просит он на Божий храм…
У этого Власа, как известно, прежде «Бога не было»;
…побоями
В гроб жену свою вогнал,
Промышляющих разбоями,
Конокрадов укрывал.
Даже и конокрадов, – пугает нас поэт, впадая в тон набожной старушки. Ух ведь какие грехи! Ну и грянул же гром. Заболел Влас и видел видение, после которого поклялся пойти по миру и собирать на храм. Видел он ад-с, ни мало ни меньше:
Видел света преставление,
Видел грешников в аду:
Мучат бесы их проворные,
Жалит ведьма-егоза,
Ефиопы – видом черные
И как углие глаза.
.
Те на длинный шест нанизаны,
Те горячий лижут пол…
Одним словом, невообразимые ужасы, так даже, что страшно читать. «Но всего не описать», – продолжает поэт.
Богомолки, бабы умные,
Могут лучше рассказать.
О поэт! (к несчастию, истинный поэт наш) если бы вы не подходили к народу с вашими восторгами, про которые
Богомолки, бабы умные,
Могут лучше рассказать, —
то не оскорбили бы и нас выводом, что вот из-за таких-то в конце концов бабьих пустяков
Вырастают храмы божии
По лицу земли родной.
Но хоть и по «глупости» своей ходит с котомкою Влас, но серьезность его страдания вы все-таки поняли; все же вас поразила величавая фигура его. (Да ведь и поэт же вы; не могло быть иначе.)
Сила вся души великая
В дело Божие ушла, —
великолепно говорите вы. Хочу, впрочем, верить, что вы вставили вашу насмешку невольно, страха ради либерального, ибо эта страшная, пугающая даже, сила смирения Власова, эта потребность самоспасения, эта страстная жажда страдания поразила и вас, общечеловека и русского gentilhomme’a, и величавый образ народный вырвал восторг и уважение и из вашей высоколиберальной души!
Роздал Влас свое имение,
Сам остался бос и гол
И сбирать на построение
Храма божьего пошел.
С той поры мужик скитается
Вот уж скоро тридцать лет,
Подаянием питается —
Строго держит свой обет.
.
Полон скорбью неутешною
Смуглолиц, высок и прям,
(чудо как хорошо!)
Ходит он стопой неспешною
По селеньям, городам.
.
Ходит с образом и с книгою,
Сам с собой все говорит
И железною веригою
Тихо на ходу звенит.
Чудо,