и правда появится. Ты мне поверь, она всегда на третьи сутки появляется. Ты же не будешь отрицать, что тебе, Василию Ивановичу Кислицыну, купцу какой гильдии? Купцу первой гильдии намного выгоднее смерть Скворчанского, чем тому же Джотто?
– Ну…
– Не надо напрягаться, я тебе сейчас все сам объясню. Что получает итальянец от смерти Скворчанского, кроме неприятностей, да и каких неприятностей – он все теряет: прежде всего покровителя, дело, с которого кормится, ведь кто будет ходить к нему в кондитерскую после случившегося? Кроме самоубийц – никто! Да и потом, за отравление полагается каторга. И ради всего этого мягкотелый, изнеженный в средиземноморском климате итальянец идет на преступление? Никогда не поверю! Да вижу по глазам, что ты тоже не веришь… Ведь так, не веришь?
– Ну не верю, – проговорил Кислицын, рассудив, что лучше согласиться.
– Идем дальше. А что от смерти головы получаешь ты?
– Ничего! – торопливо, скороговоркой выпалил купец.
– А вот это как раз и есть неправда. От смерти Скворчанского ты… вы все, – начальник сыскной кивнул в сторону окна, – получаете много. Первое, – Фома Фомич принялся загибать тонкие длинные пальцы, и изумруд в платиновой оправе блеснул на правой руке, – кондитерская Джотто теряет покровителя. Второе, она теряет клиента. И третье, Джотто попадает под следствие, а потом, возможно, и на каторгу! Все! Черные тучи расступились, небо снова голубое…
За спиной фон Шпинне раздалось деликатное покашливание, и к столику подошел хозяин трактира Иван Евграфович Дудин, плотный, гладко выбритый мужчина средних лет. Лицо у Ивана Евграфовича было озабоченным.
– Что, братец? – спросил начальник сыскной.
– Гляжу, ко второму не притронулись, может быть, эта, невкусно?
– Нет-нет, все отменно, просто заболтался.
– Так, может, эта, сменить тарелочку, остыло все давно?
– Спасибо за беспокойство, однако не стоит. Так съем.
Кивая и пятясь, Дудин ушел. А Фома Фомич снова вернулся к прерванному разговору:
– Ну что, согласен со мной, Иван Васильевич?
Всякое мог ожидать купец Кислицын, которому по жребию выпало идти от имени татаярских кондитеров с просьбой к начальнику сыскной, но то, что он в мгновение ока сделается виноватым и, более того, даже поверит в это, такого он не ожидал… Правду люди говорят про фон Шпинне – змей, настоящий змей!
– Согласен, – кивнул купец.
– По-прежнему хочешь, чтобы я расследованием занялся, или пусть уж Яшка Алтуфьев ковыряется, горничную пытает да на нее всех собак вешает? – широко улыбнулся Фома Фомич, сверкая белыми ровными зубами.
– Да, пусть уж, эта, Яков Семенович, пусть Яков Семенович! Ему виднее будет, может, и правда, что горничная отравила… Да, скорее всего, она, кто же еще? Вот так если рассудочно подумать – горничная, больше некому!
– Ну, если у тебя все, то можешь идти, а я буду обед заканчивать.

Глава 4
Новое отравление
Несколько