когда этот человек, осваивавший сложную трассу, сломал позвоночник, не нашлось никого, – в том числе, не оказалось рядом и самого Комарова, – чтобы отыскать средства на дорогостоящую операцию. Самое печальное, что горе-лыжник после хирургии в краевой больнице окончательно сдал и лежал прикованным к постели. Опытные врачи считали, что теперь и в лучших швейцарских или немецких клиниках восстановиться ему вряд ли удалось бы.
Журналист не унимался и тиражировал эту историю все в новых и новых подробностях. Хотя он и не имел доступа к большим газетам и ТВ, интернет делал свое скверное дело – рейтинг Комарова начал падать, и какие-то затрапезные политаналитики даже упомянули об этом в закрытой рассылке с анализом событий по федеральному округу.
Комаров, как он вспоминал позднее с некоторой са-моиронией, был возмущен этим до глубины души. Он довольно быстро нашел способ заткнуть рот бумагомарателю, сующему палки в колеса делу его жизни. (А Комаров, надо сказать, развил весьма успешный бизнес, смежный с его должностью. Формально второстепенный акционер, через доверенных лиц он владел немалой долей в новейших, построенных им за последние годы спортивных проектах с современнейшей инфраструктурой, а также в сети гостиниц. Были среди этих доверенных лиц, по существующему обыкновению, и дальние родственники, превозносившие министра как самого успешного представителя их рода…)
Поскольку писака был чрезвычайно упрям и не шел на контакт, угомонить его Комарову пришлось настолько жестким способом, что, получив урок в общении с силовиками – приятелями министра, журналист по-настоящему перепугался, даже дом свой выставил на продажу, а сам спешно перебрался в другой регион. Видимо, понял, что в противном случае ему грозят уже запредельные неприятности. Вскоре о журналисте и его происках все позабыли.
Когда Комаров полностью оперился и мог позволить себе пускать пыль в глаза, выяснилось, что он не чужд изящным искусствам. Он раздобыл средства и зазвал на гастроли раскрученный джазовый фестиваль, который стал гвоздем сезона в их городе, довольно большом – можно сказать, миллионнике, если считать все население городского округа. По совету московских друзей он начал способствовать приглашению выставок знаменитых галеристов. Была среди них и нашумевшая австрийская выставка, которая демонстрировала образцы самого современного искусства: экспозиции выпадающих из тел внутренностей людей и животных. Сам Комаров не очень понимал прелести последней, как не всегда были ему по душе и эпатажи московских художественных гуру. Тем не менее, хоть и преодолевая поначалу отвращение, он находил возможным лично открывать ту или иную прогрессивную выставку, флешмоб или спектакль столичного театра, в которых любовь к человечеству и привязанность к просвещенной цивилизации выражались то в садомазохистских, то в гомоэротических тонах.
Так, на одном из вернисажей собралось несколько столичных звезд и целая толпа богемных персонажей из Москвы, Питера и Екатеринбурга,