первой и главной причиной появления политики, политических сюжетов и сценариев.
Всегда иррационально и глубоко определяется культурными стереотипами само восприятие народом социальных институтов: власти («византийщина», «правительство – единственный европеец»), образования (советская шахматная школа, Московский университет), права («закон – что дышло», «не подмажешь – не поедешь»), армии (суворовцы, «от забора до обеда») и так далее. Следовательно, и политические отношения в обществах, хотим мы этого или нет, на самом деле скорее иррациональны, чем рациональны, скорее интуитивны, чем расчетливы, скорее культуросообразны, чем технологичны. Именно этим можно объяснить «магию» власти и политики для обывателя, феномен личности в истории, секрет политического успеха, казалось бы, заурядного троечника или вчера ещё обычного строителя.
Хронотоп – это не только культурное бытие, определяющее массовое сознание, это всегда пространство диалога или конфликта. Пространственно-временной контекст обусловливает реакцию, но и реакция определяет тот или иной сценарий развития, преобразования хронотопа. «Цикличность» истории давно стала общим местом в российском общественно-политическом дискурсе, но выбор вариантов реагирования и типичных сценариев не предопределен и всегда уникален, так же как уникальна любовная лирика Есенина в сравнении с лирикой Пушкина или даже своего современника Блока.
Хронотоп больше человеческой жизни и вне человека, в то же время его конструируют люди, воздействуют на него и уж точно пытаются сделать управляемым. Воспроизводство одних и тех же общественно-политических ситуаций в стране в стиле «хотели как лучше, а получилось как всегда», распады России и её возрождение завораживают своей магической цикличностью и фатальностью; в то же время человеческая воля, войны, открытия, мода преобразуют привычное пространство и смыслы жизни поколений иногда до неузнаваемости. Впрочем, потом снова «фатальная цикличность» и воспроизводство давно, казалось, забытого и отвергнутого.
Современному обывателю странно представить, к примеру, технологии «цветных революций» нашего времени со всеми этими сердечками на полицейские щиты, цветочками в дуло автомата, детскими колясками на фоне мрачного полицейского оцепления вне, скажем так, современного нам глобально-демократического времени. Между тем подобное было вполне обыденным явлением, например, в царской России, когда женщины выходили на первый план протеста и приехавшие на разгон казаки, смутившись от такой немужской работы, ретировались со словами, что, мол, не разгонять же баб нагайками. Политический эффект участия женщин в протестах, на который рассчитывали протестующие, был понятен: дезорганизация власти и правоохранителей. «По городу носятся упорные слухи, что солдаты убили прикладами жандармского ротмистра, зарубившего солдата за неисполнение приказа бить баб прикладами»[15]. И подобные технологии применялись не только