купцов, крестьян и батраков из соседних селений. Затем появилась церковь Санта-Мария, также примыкающая к крепостной стене.
С наступлением комендантского часа в городе на всю ночь воцарялась тишина. В черном небе мелькали белые перья и редкие хлопья первого снега, еще не укрывшего черепичные кровли. Я вошел во двор кузни в поисках сестры.
Маленький дворик тускло освещали несколько факелов, вставленных в колонны, однако я издали угадал ее фигуру. Лира часто упражнялась с оружием в попытке восполнить немощь своего хрупкого тела изогнутым лезвием скрамасакса. Правда, сегодня вечером она швыряла в соломенное чучело пару боевых топоров, подражая скандинавам. Как странно… Возможно ли, что мой верный Гуннар…
Ощутив укол сожаления из-за двух лет, проведенных в разлуке, я спешился, подошел сзади и крепко обнял ее.
– Дорогая сестра, мне так недоставало твоих… – только и успел промолвить я.
В следующее мгновение на меня обрушились удары клювом, когти вырвали с головы несколько пучков волос. Свирепая бестия появилась буквально ниоткуда – точнее, с крыши патио.
– Мунио, прекрати, умоляю! Ты меня позоришь! – крикнул голос, не принадлежащий моей сестре.
Девушка, которую я обнял, не была Лирой, хотя обладала похожим телосложением и таким же маленьким ростом. Других различий я обнаружить не успел, пытаясь помешать адской птице выклевать мне глаза.
Затем девушка издала несвойственный ее полу свист, и огромная белая сова опустилась на протянутую руку, напоследок бросив в мою сторону предупреждающее шипение.
– Простите его, сир! – взмолилась незнакомка.
Очевидно, она была не из местных, потому что незамужние женщины в Виктории стригли волосы коротко, оставляя только две длинные пряди возле ушей. При этом девушка не носила току[10], как замужние дамы. Это меня порядком заинтриговало. Густые темно-русые локоны, ниспадающие ей на плечи, были нечастым явлением в наших краях.
– Мунио рос вместе со мной, с тех пор как мы родились, и очень ко мне привязан. Такое случается с некоторыми домашними птицами. Он считает меня своей женой и ревнует ко всем мужчинам, – объяснила она извиняющимся тоном.
– Как вас зовут, сеньора?
– Я Аликс, ковщица.
– Ковщица? Когда я уезжал, главным ковщиком был Анхевин де Сальседо.
– Это мой покойный отец, сир. Мои старшие братья тоже умерли от золотухи, поэтому я вернулась из монастыря Лейре[11]. Отец отправил меня туда несколько лет назад, хотя я любила кузницу. По моим венам течет расплавленное железо.
– Значит, в каком-то смысле вы монахиня-воительница, – с улыбкой сказал я, глядя на боевой топор.
– Я была послушницей, однако приходилось защищать монастырь от злодеев, которые выдавали себя за паломников, следующих по Пути Сантьяго.
– Ее сюда привез я, мой дорогой кузен, – раздался из темноты звучный голос. – Лира попросила меня вернуть Аликс домой, после того как ее братья умерли и некому было помогать с кузницей.
– Гуннар!