align="center">
2
Мортань-о-Перш, сентябрь 1305 года
На протяжении последующих недель Мари де Сальвен содержалась в камере, но к ней не проявляли чрезмерной строгости. Арно де Тизан считал, что с представительницами прекрасного пола следует быть мягким и любезным, каким бы ни было их происхождение.
Молодая женщина не изменила своих показаний, даже ради того, чтобы смерть на костре была заменена обезглавливанием, на которое она имела право согласно своему общественному положению. Но Мари де Сальвен изо всех сил продолжала настаивать: Жак де Фоссей совершил над нею насилие, воспользовавшись тем, что она спала, и требуя от нее совершить неслыханный разврат. Он с яростью таскал ее за волосы, бил по лицу, едва она пыталась позвать на помощь.
Твердость и особенно отсутствие всякой хитрости у этой женщины, которой лучше было бы солгать, чтобы избежать костра, смутили покой заместителя бальи Арно де Тизана. Тем не менее он должен был беспристрастно исполнить решение Божьего суда, даже если тот уже почти что вышел из обихода. Не испытывая при этом никаких чувств, тем более настолько неуместных.
Услышав скрежет ключа в замочной скважине, Мари де Сальвен поднялась с лежащего на полу соломенного тюфяка. Бессознательным жестом она стряхнула пыль с подола своей котты[13]. Арно де Тизан был так любезен, что предоставил ей сменный комплект одежды, также как и ведро воды по утрам, чтобы она могла совершать омовения. Но тем не менее после многих недель в этой камере с утоптанным земляным полом все ее сорочки[14] и юбки были одна грязнее другой.
В камеру вошел худощавый мускулистый мужчина. Он был такого высокого роста, что вынужден был согнуться, чтобы не удариться о каменный свод. Вошедший молча склонился пред нею в низком поклоне и деликатным движением положил на ее соломенный тюфяк бежевое платье, ткань которого была пропитана серой – наряд для приговоренных к сожжению[15]. Полуоткрыв рот, Мари вздохнула, разглядывая маску из черной кожи[16], красный камзол со шнуровкой на боку – нарочно того цвета, на котором будут незаметны брызги крови.
Палач встал пред нею на колени, опустил голову и, умоляюще сложив руки, произнес важным и серьезным тоном:
– Мадам и сестра моя во Христе. Выполняя свои обязанности, я буду должен завтра лишить вас жизни. И за это я униженно прошу у вас прощения. Надеюсь, вы не затаите против меня злобы в своей душе.
– Конечно же, нет. Знайте, месье, что я не лгала, говоря о своей невиновности.
Палач медленно встал, а потом торжественно и печально произнес:
– Но Бог вас уже осудил, мадам. Я же являюсь всего лишь исполнителем его закона. И этой ночью я буду молиться, чтобы ваша душа обрела покой. Я… В конце концов, для него не составит особой разницы, предстанете ли вы перед ним сгоревшей заживо или, если я позабочусь о том, чтобы вы предварительно были задушены.