ты садись, в ногах-то правды нет, – предложил Михеич, усаживаясь на покрытый потертой овчиной табурет.
Трясущимися то ли от старости, то ли от похмелья руками он придвинул в центр стола разномастные чашки со следами всего, что из них когда-то пили, вытащил из небольшой коробочки пакетики заварки и разложил по кружкам.
– У меня и медок есть, – придвинул он ближе к гостю пол-литровую банку, наполненную на треть засахарившимся медом. – Так вот, значить, – начал он неторопливо, разливая по кружкам кипяток. – Во время войны дело-то было. В деревне нашей немцы стояли с неделю. Уж дело к победе шло, поэтому не так уж они озорничали. И вот один солдатик возьми да и прибейся к нашей Зинке. Баба, я тебе скажу, она знатная была. Королевна, – улыбаясь во весь рот, проговорил Михеич. – Ну так немца того она и спрятала. Держала у себя в подполе, кормила, поила, языку учила. Потом на свет его выводить стала. Поначалу никто и не знал ничего. Мемтой и немтой, мало ли увечных с войны-то приходило. А там, глядь, Зинка-то уж с пузом ходит. Тогда много мимо нашей деревни служивых прошло. Все по домам возвращались. Так вот кто-то узнал немца ее. Чего тут началось! Мишка Косой, тот, что тоже, значит, за Зинкой ухлестывал, смуту поднял. Собрались они с мужиками да и порешили немца. Зинка с лица спала, захворала, а потом и сама померла вместе с дитем нерожденным. А через пару лет он и появился – Крампус. Шкура черная, рогов дюжина. Мишку и порешил. В деревне шептаться стали, что, когда Зинка-то помирала, прокляла обидчиков. Сказала, до тех пор чудище приходить будет, пока всех виновных до седьмого колена не изведет. Так-то, – с предостережением закончил дед и громко втянул сухими морщинистыми губами горячий чай.
– Чушь какая-то, – бросил Кирилл, переваривая рассказ старика. – Напридумывали себе всякого, а теперь всей деревней с ума сходите.
Кирилл был человеком основательным. В чудеса и сказки перестал верить еще в детстве. Так что все эти байки про чудовищ и духов воспринимал как обычный дурацкий розыгрыш. Все то зло, что происходит вокруг – дело рук самого человека – это он точно знал. Вот и сейчас, запивая горячим чаем густую медовую горечь, он думал о том, кому понадобилось культивировать в жителях деревеньки этот страх?
– Ладно, могилку деда немцева покажешь? – поднимаясь из-за стола, спросил он. – Или испугаешься?
– А ты меня на понт не бери, – отмахнулся от него Михеич. – И не таких начальников видывали.
– Да ты, дед, не обижайся, – поспешил извиниться Кирилл. – Не верю я в призраков. А как вас зовут? А то я все Михеич да Михеич.
– Так Михеич и зовут. А чего, не нравится? – сощурил глаз старик. – Пошли, покажу тебе могилку-то.
Он накинул тулуп, нахлобучил на голову солдатский треух.
– Ну, идешь? – впустив через приоткрытую дверь клубы морозного воздуха, спросил он, глядя, как парень возится с бушлатом.
Кирилл быстро застегнул последние две пуговицы и поспешил за хозяином на улицу.
После горячего чая с медом Кирилла распирал изнутри жар,