его. Говорят так. А тому куда жениться, дети, супруга – родня замминистра. Он, правда, не из пугливых был, Некрасов, но так совпало, что через месяц укатил со своими в Москву на повышение. Берендей тут же уломал начальника ОТК перевести Несмеяну к нам. Теперь вот мается. Он даст команду, а эта свое гнет. Кому понравится? Наверно, не рад уже. Говорят же, своих не держи под собой, на шею сядут.
– Она же не в его подчинении, – возразил Сергей.
– Попробуй его ослушаться.
Долго шагали молча, не чувствуя неловкости от молчания. «С такой свяжешься – не развяжешься, – думал Попсуев о Несмеяне. – А Танька ничего, шпагат делает, и ладненькая такая. Интересно, Стас Михайлов кто ей?..»
– Может, в кино сходим?
– Ой, давайте! – с готовностью откликнулась Татьяна. – В ДК «Дон Сезар де Базан» идет! С Боярским! Про любовь!
С Таней Сергей встречался каждый вечер, сначала по инерции, лишь бы как-то убить время, а потом и втянулся. Перестал обращать внимание на простоватость девушки и на ее прозрачные намерения женить на себе. Она охотно целовалась, позволяла обнимать себя так, что становилась расплывчатой грань между дозволенным и недозволенным, но однако же к недозволенному еще не подпускала. Через две недели Татьяна срочно улетела к заболевшей тетке в Ленинград.
– Ты тут смотри! – сказала она Сергею в аэропорту.
Попсуев заскучал было без нее, но скука не мешала ему поглядывать на девушек, которых к концу апреля стало как цыплят. При этом он поймал себя на том, что они все своей кажущейся недоступностью напоминают Татьяну.
Таня вернулась в среду, а в субботу они вечером пошли в молодежное кафе. Через три столика сидели Берендей с Несмеяной и Закиров с женой. Попсуев поздоровался с ними сдержанным кивком головы. Таня помахала рукой, как показалось Сергею, несколько фамильярно.
– У Царевны вчера день рождения был.
– Отмечали?
– Торт, конфеты где-то нашла – и на том спасибо. В прошлом году, на тридцать лет, шампанское принесла.
– Поздравить надо.
– Поздравь.
Попсуев подошел к имениннице и взял из воздуха (из внутреннего кармана пиджака) коротышку-розу, которую припас для Татьяны, с поклоном преподнес:
– Это, сударыня, вам.
Та встала и поцеловала его в губы. Губы ее, такие невинные, были в вине. В гибельном вине! И от них нельзя было оторваться. Пронзительное ощущение мимолетности счастья. Что-то вроде мгновенной боли. Той, когда его пронзил сломавшийся клинок, и он потерял сознание.
– Идите к нам, разместимся вшестером, – сказал Берендей, пожимая руку Сергея. – Не возражаешь, Несь?
Светланова подошла к Татьяне и подала ей руку. Та удивленно посмотрела на нее. Перенесли стулья, тарелки, бутылки.
– А можно мне тост? – спросила Татьяна.
Никита Тарасович, поднесший уже рюмку ко рту, глянул «на собравшихся» и, не отводя рюмки ото рта, кивнул: произноси, только скорей.
– Позволь, Несмеяна Павловна, пожелать тебе счастья.
– Всё? – спросил Берендей и опрокинул рюмку. – Спиши