тут чего делал?
– А тут бетон мешал. Зэк. Руки золотые, но горячие, с кем-то поцапался и сгоряча своротил скулу. А ему еще халтурку левую припаяли… Завод-то мы строили вместе со спецконтингентом в одной зоне. Там и работали, там и спали. Вот, хочешь альбом поглядеть, нигде не увидишь больше, даже в заводском музее.
Чуприна вытащил из сейфа в шкафу толстый в кожаном переплете альбом.
– Подь сюда, – он сел в кресло, перевернул обложку. – Вот так завод начинался, с этой котловины, с этого болота. Я вон тот, худющий. Ты полистай пока, а я Полину Власовну проведаю, что-то она тянет.
На черно-белых фотографиях были запечатлены удивительно простодушные люди, прилежно-строгие или с застенчивыми улыбками и капельками света в глазах, со светлыми лицами, на которых вовсе не было того страха, о котором в последнее время прожужжали уши озабоченные народным счастьем телеведущие. Попсуев почувствовал в себе странную зависть к этим доживающим сегодня свою жизнь людям. С бутылкой «Петровской» водки зашел Чуприна, следом Полина Власовна закатила столик.
– Нам сюда, Поль, в креслах посидим. Падай, Сергей Васильевич.
Чуприна разлил водку, полюбовался на свет:
– Янтарь, искры брызжут. Ну, за консенсус. Помидорки бери, Сергей Васильевич, закусывай, огурки. Сам солил. Тут вишневый лист, дубовый, смородиновый.
Попсуев с удовольствием похрустел терпким огурчиком, с наслаждением высосал сладкий острый помидор и с удивлением осознал, что не чувствует никакой дистанции между директором и собой, хотя отдавал себе отчет, что эта дистанция огромна, больше Скалозубовой.
– Полистал? Как альбом?
– Полистал. Сначала подумал: «Кладбище ушедших мгновений», а потом передумал: «Роддом будущих».
– Правильно передумал. Ты, я гляжу, поэт. На заводе должны работать поэты. Без них развития не будет. Кстати, ты стихи здорово читаешь. В ДК на вечере. Мне понравилось. В кружок ходил?
– В институтском театре играл.
– Всюду успел, – Чуприна помолчал, лицо его разгладилось, и в глазах появилась мечтательность. – Дивишься, поди, глядя на нас тогдашних. Я и сам дивлюсь. Будто и не мы то. У меня в смене Еськов был (помер уже), когда женился, директор Земцов квартиру ему выделил, а тот – куды мне, комнаты хватит. И его тогда все прекрасно поняли, это сейчас за сапоги югославские удавятся. Общий у всех язык был, русский еще. Не знаю, когда вы оглянетесь назад, что увидите. Себя небось не признаете. Так быстро всё меняется, и не к лучшему. К концу, что ли… – задумался Чуприна. – Ладно, соловья баснями не кормят, наливать надо. – Он с добродушным смешком разлил водку. – У нас поговорка на стройке была: думай меньше, бери больше, кидай дальше. Думать – не всегда полезно. Порой лучше брать и кидать, чем лежать и думать.
– Почему же, – возразил Сергей, – можно и с думой кидать.
– Ага, спасибо за подсказку. – Чуприна достал из кармашка заявление Попсуева, развернул его, прочитал, подняв бровь, с заметным удовольствием разорвал пополам и еще раз пополам