не останавливаясь, оглянулась, и, продолжая легкомысленно хихикать, призывнo пoманила мужика к себе, делая неoднoзначные жесты наманикюренными пальчиками. Он усмехнулся и неодобрительно покачал головой. Обернувшись, наконец одарил нас своим вниманием, большая часть которого предназначалась нашему железному колесному другу. Мужик слегка наклонил голову к плечу и внимательно посмотрел на регистрационный номер с 25м регионом. Выпрямился и уже с явным интересом взглянул на нас.
– ВЫ? … На собеседование? – спросил он крайне озадаченно.
Мы молча переглянулись и одновременно согласно кивнули.
– Пройдемте со мной! – пригласил он, махнув рукой в сторону ворот, мы послушно пошли за ним следом.
Впереди, картинно переступая стройными ножками, и, постоянно оглядываясь, шествовала каштаново-рыжая крaсoтка, помахивая маленькой белой сумочкой на длинном тонком ремешке.
Здание завода из красного кирпича дореволюционной постройки выглядело с одной стороны очень внушительно и монументально.
С другой стороны, при первом же взгляде, возникло острое желание приложить максимум усилий для восстановления и реставрации этого сооружения, производящего впечатление умирающего доисторического монстра, отколотая отделочная плитка которого напоминала потерянную в боях чешую. Оживить его. Чтобы жил. Чтобы воскрес!
Дочь кинула на меня быстрый взгляд, полный сострадания и жалости.
– Жалко, аж жуть… сердце сжимается! – тихонько прошептала она, наклоняясь ко мне.
Мужик быстро оглянулся, внимательно взглянул в наши сострадательные глаза.
– Вот поэтому я и вернулся. Да, все правильно! Именно, чтобы оживить этого монстра. Придать ему новую жизнь. Это завод моего прадеда, которого большевики расстреляли сразу после революции. Он здесь кукурузу перерабатывал, кукурузный крахмал, патоку производил. Ну и сопутствующие продукты, отходы, населению на корм скоту продавал по дешевке. Потом в советское время чего тут только не было! А в девяностые бросили, разграбили, разбомбили, разворовали. Что получше, растащили по своим домам, что можно было в подсобном хозяйстве использовать. Остался только скелет … – мужик горько вздохнул, махнул рукой и открыл деревянную ветхую дверь.
Мы вошли в темный широкий коридор с высоким потолком и обшарпанными стенами.
– Проходите, гости дорогие! – шутливо произнес он, проходя вперед, и, жестом приглашая нас в подобие кабинета, еще без двери, но уже с новым белым пластиковым окном.
Окно смотрелось чужеродным бельмом на фоне старинной кирпичной кладки.
– Мда … – неожиданно для самой себя, неодобрительно протянула я, невольно поморщившись. – Окно чужое… чуждое… надо бы под дерево… или хотя бы коричневого цвета пластик применить!
– Вы так думаете? – быстро оглянулся он на меня. – Вот и мне глаз царапает, а что предпринять, не могу сообразить!
Девица