человек.
Гай секунду подумал и разрешил, махнул рукой.
Игорь вернулся в машину, нелепо попытался тронуться, не сняв ручник, потом заглох, совсем по-детски потеряв сцепление, завелся и наконец не столько в руки взял себя, сколько, помогая мозгу всеми мышцами лица и шеи, смог сфокусироваться на дороге и покатил. Совсем медленно, а метров через триста у магазина «Старт» опять остановился. Запарковался, притерся к свежему сугробу и замер, потому что от резкой, спазматической, дыханье перехватывающей, звенящей боли в спине даже не мог упасть ничком на руль. Так и сидел полчаса столбом, пока лицо не стало совсем уже сухим.
Убей меня, убей. Задави. И меня, и меня. Самое простое и легкое решение – всегда самое невозможное и недоступное на этом свете.
Когда это вошло в привычку? Заставлять себя жить? Утром с зубной щеткой в руках в полумраке ванной собирать день по кусочкам. По крупицам хоть что-то светлое, возможное выстраивать, как маячки за шагом шаг на взлетной полосе ночного поля. Чтобы хоть как-то, хоть зачем-то пробежать, уйти вперед и вверх в черную бездну неба, неотличимого от преисподней.
Наверное, после последней, неудачной, фатальной попытки перевести стрелку. Отвести нечто, накатывающее уже привычно, как страшный поезд. В две тысячи пятом, да, в две тысячи пятом, между ее вторым и третьим, уже последним кодированием, они решили рвануть на Поднебесные. Буквально. Опередить грядущий срыв с его обратной перспективой приближения, когда чем ближе, тем неопределенней и мутнее встречный свет, тем больше рыбьего в глазах, тины и тьмы.
Сначала Алка только качала головой.
– Да как я по горам, да я же тут хожу уже три года, как калека. Ты посмотри на мои ноги.
Действительно, колени из-под подтянутой вверх юбки торчали, как два пухлых кулачка. Под правым, врач уверял, и вовсе киста.
Но Игорь настаивал.
– А мы купим, ну ты знаешь, ну как они, в ортопедической аптеке, бандажи… нет, ну, черт, забыл, эти специальные наколенники…
– Ортезы, – вдруг отозвалась Алка.
– Ну да, ортезы… Самые лучшие ортезы, самые дорогие ортезы…
Слово, как птица, счастливо свалившееся с неба, блеснувшее, как ключ, хотелось повторять. Ортезы. И с каждым новым разом что-то менялось в ее лице. Эта ставшая уже привычной поволока, муть, за которой пряталось неуправляемое, неизбежное на дне, во тьме, рассеивалась. И начинало вдруг казаться, что ничего там и нет ужасного, проклятого, в прекрасной глубине ее души. Нет, если ясность, то все то же. Искра. Огненные мураши.
– Как же мы сразу не додумались, – говорила Алка в аптеке, в специализированном ортопедическом салоне на Красноармейской, где с ней возилась консультантка, открывая все мыслимые и немыслимые упаковки, прикладывая и примеривая.
– Одно лишь плохо, – шутила уже на улице, – опять мне же тебя, слона, тащить, а я-то думала ты наконец-то