у тебя болит, – засмеялась жрица. – Ты эгоцентрист, как и всякий мужчина. Самое худшее для вас, когда вами не интересуются, верно? Хуже равнодушия. Не отчаивайся. Я достаточно хорошо знаю Йеннифэр. Она не спрашивала, но внимательно смотрела, пытаясь отыскать следы твоего присутствия. А на тебя была страшно зла, я это почувствовала.
– Из-за чего повздорили-то?
– Не все ли равно, из-за чего?
– Можешь не говорить. Я и без того знаю.
– Сомневаюсь, – спокойно сказала Нэннеке, поправляя колышки. – Ты знаешь ее весьма поверхностно. Она тебя, по правде сказать, тоже. Довольно типично для уз, которые вас связывают или когда-то связывали. Обоих вас не хватает ни на что, кроме как на чересчур эмоциональную оценку последствий при одновременном игнорировании причин.
– Она была здесь, чтобы вылечиться, – сказал он холодно. – Из-за этого вы и поругались, признайся.
– Мне не в чем признаваться.
Ведьмак встал и застыл под одной из хрустальных плит в кровле грота.
– Подойди на минутку, Нэннеке. Взгляни на это.
Он развернул потайной кармашек в поясе, извлек маленький сверточек – миниатюрный мешочек из козьей кожи, высыпал содержимое на ладонь.
– Два бриллианта, рубин, три славных нефрита, привлекательный агат. – Нэннеке разбиралась во всем. – Сколько отдал?
– Две с половиной тысячи темерских оренов. Плата за упырицу из Вызимы.
– За располосованную шею, – поморщилась жрица. – Ну что ж, вопрос цены. Но ты правильно поступил, обратив наличные в стекляшки. Орен держится слабо, а цены на камни в Вызиме невысоки, слишком близко от гномовых приисков в Махакаме. Продав камушки в Новиграде, получишь никак не меньше пятисот новиградских крон, а крона сейчас тянет на шесть с половиной оренов и постоянно растет в цене.
– Я хочу, чтобы ты это взяла.
– На хранение?
– Нет. Нефриты – для храма, как, скажем, мое пожертвование богине Мелитэле. Остальные камни… для нее. Для Йеннифэр. Отдай, когда она навестит тебя, что, вероятно, случится вскоре.
Нэннеке взглянула ему прямо в глаза.
– На твоем месте я бы не стала этого делать. Поверь, ты ее еще сильнее разозлишь, если такое вообще возможно. Оставь все как есть, ты уже ничего не можешь ни исправить, ни улучшить. Сбежав от нее, ты вел себя… ну, скажем, не вполне достойно для зрелого мужчины. Пытаясь загладить вину драгоценностями, ты себя ведешь как мужчина весьма, весьма перезрелый. Поверь, я не знаю, какой тип мужчины мне меньше по душе.
– Она слишком властолюбива, – проворчал Геральт, отвернувшись. – Я не мог этого вынести. Она относилась ко мне, как…
– Перестань, – оборвала Нэннеке. – Не распускай нюни. Я тебе не мамочка, сколько можно повторять? Твоей поверенной тоже не намерена быть. Мне безразлично, как она к тебе относилась. А твое к ней отношение интересует меня еще меньше. Посредничать или же вручать ей эти дурные камушки я не собираюсь.