моего внимания. Но если все так и продолжится, вонь достигнет Песчаного дворца. На этой улице когда-то жили почтенные визири, и трудно представить, что они могли бы перенести такую вонь.
Мы поехали дальше. Район к западу от Стеклянного квартала был затоплен. Из мерзкой на вид застоявшейся воды торчали верхушки каменных лачуг. Стеклянный квартал тоже окружали горы мусора, и стеклянные стены домов покрылись коркой пыли.
Какое печальное зрелище! Как живущие в таком убожестве могут что-то зарабатывать? А если они ничего не зарабатывают, как мы соберем с них налоги? Простая арифметика, которая способна обречь нас на погибель. И я не могла призвать звезды, чтобы спасли нас от этого.
Или могла?
– Остановись, – приказала я вознице.
Я уставилась на знакомое здание сразу за стеклянной статуей Святой Норы. Когда-то я нашла там прибежище. Однажды я сидела на том балконе с простыми перилами из кипариса. Но Эше больше там не живет, так какое мне дело до этого дома?
Эше уже давно уехал из города. Я не знала куда, но вроде он отправился искать способ исцеления от кровавой чумы. Когда я услышала о его отъезде, Кандбаджар стал еще меньше казаться домом. С каждым днем грезы о доме становились все более далекими, и даже сейчас я точно не знала, то ли я покинула дом, то ли он меня. Почувствую ли я когда-нибудь себя так, будто мое место здесь? Или я просто заражаю всех вокруг своей печалью?
– Вперед, – приказала я.
Я проехала мимо пирамиды большого базара. Теперь в ней устроилась какая-то банда. Мы уже посылали солдат выкурить ее, но стоило солдатам уйти – и головорезы вернулись. Однако площадь Смеха пустовала. Она выглядела почти призрачной под слоем песка и пыли.
Где-то совсем рядом раздался пронзительный крик.
– Стой! – велела я вознице.
Я прищурилась и увидела, как два силгизских воина волокут через улицу хорошо одетого человека, из одного переулка в другой.
Я схватила посох, открыла дверь и вышла.
– Султанша? – окликнул меня возница.
Не обращая на него внимания, я похромала к переулку. Сандалии тут же вымокли в грязи. Мои воины спешились и шли спереди и сзади.
Я заглянула в переулок и увидела, как два молодых силгиза прижали абядийца к каменной стене дома.
– В чем дело? – спросила я.
Я узнала этих силгизов, моих дальних родственников, но имена не помнила. Оба были высокие и мускулистые, пожилому абядийцу еще повезло, что он до сих пор мог открыть глаза, заплывшие под градом ударов.
– Султанша, – сказал один воин. – Эта абядийская сволочь снова поднял цены. Когда мы вежливо попросили его образумиться, он назвал нас сыновьями шлюхи и волка и сказал, чтобы побирались в Пустоши, где нам и место.
Я посмотрела на абядийца, явно пожалевшего о своих словах, учитывая, что его язык кровоточил.
– Ты правда это сказал?
Поколебавшись, он кивнул.
– Что ты продаешь?
– Он продает соль, султанша, – сказал другой силгиз.
Соль в последнее время было трудно достать. У нас не было ни клочка побережья,