Но откуда у него эти сведения о пушке?»
Впрочем, сопоставляя рассказ Голованова и результаты обыска, Брянцев понимал, что «скромный бухгалтер» – вовсе не Войшвилов, Дьяков или кто-либо еще, а матерый разведчик, пойманный на месте преступления.
Курбатов все еще не возвращался, и Брянцев был даже рад этому. Он работал с лихорадочной поспешностью, закуривал папиросу и бросал ее, потом вытаскивал из пачки и закуривал новую. Уже было воскресенье, но Брянцев не знал, что Курбатов договорился с Лавровым и Катей ехать в Солнечные Горки, и потому спешил сделать как можно больше до его приезда, чтобы Курбатов мог сразу же начать расследование.
Прежде всего Брянцев позвонил в управление милиции. Не подавали ли за последние шесть-семь лет заявления о пропаже паспортов – номера такие-то, фамилии такие-то, в том числе и на фамилию Войшвилова в раймилицию Солнечных Горок он звонить не стал: паспорт может быть фальшивым – это во-первых, архивы же, надо думать, были давным-давно уничтожены. Он позвонил в Москву, в центральное бюро справок: «Мне нужен домашний телефон Позднышева Никиты Кузьмича. Да, я подожду. Какой номер? Спасибо».
Через десять минут он говорил с женой Позднышева, она уже знала все и утром собиралась вылететь.
– Простите, один вопрос. У вашего мужа есть друг на Урале, Василий?
– Да, Василий Павлович Коростылев. Они вместе учились, вместе работали. Были вместе в Германии.
– Его телефон и адрес вы знаете?
– Телефона у него нет. – И она продиктовала Брянцеву адрес.
Через несколько минут в Свердловск уже шла телеграмма Коростылеву и фотография Дьякова-Войшвилова по фототелеграфу.
Лихорадочность внезапно сменилась усталостью. Когда Брянцев сел и начал писать доклад, у него задрожали пальцы. Он стиснул ручку и заставил себя писать; строчки, однако, получались корявыми, буквы так и прыгали у него в глазах.
Доклад Курбатову был окончен.
В воскресенье вечером приехал сам Курбатов.
– Ну как дела? – пожал он руку Брянцева и продолжал сам, не дожидаясь ответа: – Кое-что мне удалось установить.
Водокачка была взорвана двадцать девятого октября, иными словами, через два дня после того как группа перешла фронт. Стало быть, железнодорожник-подрывник был липовый. Что с вами, Брянцев?
Прочтя доклад, Курбатов откинулся в кресле.
– Это – удача, лейтенант. Но как Позднышев?
Брянцев вспыхнул. Он попросту забыл позвонить в больницу и сейчас, рдея как маков цвет, слушал, что говорит в трубку Курбатов.
– Состояние тяжелое?.. Температура?.. Благодарю вас.
Курбатов расстегнул верхнюю пуговку рубашки и ослабил галстук:
– Да, жаль старика. Однако будем работать. Поезжайте за Лавровым и Вороновой.
Он остался один. Перед ним лежали паспорта, и он вглядывался в лицо человека на фотографиях. Вот он какой, первый! Военные сведения, без сомнения, получены им со стороны, возможно, от того офицера, которого видел