возвращавшиеся с поля, но весенний вечер, совершенно беззвездный, был так темен густой и влажной темнотой, пыльная дорога так мягка и беззвучна, что только по легкому побрякиванию сбруи можно было догадаться, что кто-то проезжал от заскрипевших ворот околицы, и лишь чуть заметное пятно двигалось по дороге.
Вот побрякивание приблизилось к избе, из тьмы едва заметно выделилась низкая пологая дуга и телега с лошадью, беззвучно трусившей по густой, ползучей мураве. Из телеги вылезли две тени – женская и детская.
– А мы здеся! – закричал из тьмы детский голос.
Женская тень подошла ближе и ахнула радостно: на завалинке сидел Елизар. Вукол и Лавруша, хихикая, сцепились и не то плясали, не то боролись во тьме.
– Сидим да ждем! – сказал Елизар вставая. – Никого дома нет!
– Эка! – вздохнула бабушка, – две бабы дома! баню, чай, топят! Ребятишки, покличьте, сбегайте за ними! Ах вы, родимые!
Елизар растворил скрипучие ворота, ввел Чалку во двор, принялся распрягать лошадь. Бабушка помогала.
– Не трудись, Елизарушка, мужики сейчас подъедут!..
Пришла Маша с ключом, прибежали ребятишки, за ними молодайка Ондревна… Отперли избу, вошли. Молодайка зажгла не лучину, а жестяную семилинейную лампу, предварительно почистив стекло ершиком.
– Лампу завели! – удивился Елизар.
– А как же? – засмеялась бойкая Ондревна. – Чай, всё лучше лучины-то!
– Она у нас всякие новости завела! – добродушно отозвалась бабушка из чулана.
На окнах стояли в горшках цветы с лесенками из лучинок, цвели алыми и лиловыми колокольчиками. Пол был чисто вымыт, выскоблен, изба как будто повеселела.
– Что значит молодая-то хозяйка! – пошутил гость.
– Дай бог! – сказала бабушка, расстилая столешник. – А мы и рады! Дедушка спервоначалу ворчал, а теперя и самому нравится! Ничего! как говорится, знайка незнайку учит! Добрая жена дом сбережет, а худая рукавом растрясет!
– Муж возом не навозит, что жена горшком наносит! – заметил Елизар.
– Надолго ли к нам, Елизар?
– Стриженая девка косы не заплетет!
– Как дела-то? – тихо спросила Маша.
– Дела – как сажа бела! Ничего! Нашим козырям все под масть! После скажу!
Вукол рассказывал о своих путешествиях с отцом на большущем пароходе с вот такими красными колесами, с черной трубой, из которой идет дым и бывает такой свист, что оглохнешь! О том, как они были в городе и какие там высокие дома: если десять изб поставить одну на другую – и то мало!
Лавр слушал и удивлялся. После долгой разлуки у них много было что сообщить друг другу.
– А у нас Карюха жеребеночка принесла! – перебил он племянника. – Хорошенький, весь в нее и уж погладить дается!
Эту родную избу с полатями и знакомым брусом, с белым подтопком и чуланом за ним Вукол любил, он вспоминал зимние вечера, когда бабушка рассказывала сказки, дед плел лапти, а они с Лавром путешествовали, как и теперь, по брусу