железный молоток на короткой рукоятке и с искаженным злобой лицом изо всей силы ударил Елизара молотком в висок. Удар пьяной руки был неверен, Елизар инстинктивно откачнулся и устоял на ногах, хотя по лицу его широкой струей хлынула кровь. Пьяный, от силы собственного удара, упал, но тотчас же вскочил и с ревом снова бросился на залитого кровью Елизара.
Тогда модельщик, защищаясь, поднял в руке тяжелый дубовый брус фуганка и, казалось, чуть-чуть только дотронулся им до лба Андрея.
Тот неожиданно грянулся навзничь и заскреб ногами.
Только тут подбежали зрители.
Елизар, бледный, как полотно, с опущенным фуганком в руке, стоял неподвижно, испуганный и изумленный. Кровь, бившая из виска, залила ему лицо и плечо рубахи.
Андрей в последний раз брыкнул ногами в подкованных сапогах, содрогнулся всем телом и затих. Страшно вздувшийся синяк покрыл половину его лба над левым глазом.
– Убил! – прошептал Елизар, роняя фуганок. В глазах потемнело. Руки и ноги ослабели. На минуту он потерял сознание, но скоро очнулся, ощутив на своей голове мокрое полотенце, быстро покрасневшее от крови.
В это время в дверях появился Вукол с узелком съестного.
Мальчик остановился, не понимая, что случилось и что означает красная чалма на голове отца. Лицо его подергивалось.
Андрей шевельнулся.
– Дышит! – сказал пожилой рабочий, склонясь над ним. – Може, отудобеет! Воды надо! Отлить!
Сторож побежал за водой.
Андрею прямо из ведра облили голову. Он слабо простонал.
Все радостно загалдели.
– Жив! не до смерти! оклемается! Значит, и с нас ответу не будет! В больницу, а про драку – молчок! так по-нашему-то!
Андрей лежал без сознания. Грудь его тяжело вздымалась. По временам слабые жалобные стоны вырывались из нее. Левая сторона лба и лица вздулась, совсем закрывая глаз.
– Окрестил! нечего сказать!
– Ну да и он – хорошо, что промахнулся, а то бы раскроил молотком-то голову, как горшок со щами!
– А этот – плашмя ударил фуганком-то: кабы ребром – крышка!
Подняли изувеченного и понесли на извозчика.
Елизар говорил сыну:
– Ничего, сынок, не беспокойся… Голова моя – она ничего, обойдется… заживет!.. сейчас вместе домой пойдем!
Пожилой рабочий подошел к Елизару и сказал, качая головой:
– Ну, дешево ты отделался, Елизар! Кажись, выживет парень!
Потом погладил прямую козлиную бороду с сильной проседью и добавил раздумчиво:
– Давно я гляжу на тебя: хороший ты, умственный, правильный человек, но не жилец здесь по нашим местам! От души говорю: дослужишь месяц – рассчитайся! Какой народ у нас – видишь сам. Нож у каждого за голенищем, есть без паспортов али с фальшивками, есть которые в остроге не один раз сиживали! Бродячий народ, бессемейный! им и своя-то башка не дорога, а не то что чужая!
В Займище не было церкви: деревня принадлежала к приходу Мещанских Хуторов, и ездили туда за семь верст к обедне только на Троицу, весной, когда весь пол в