успела заметить, что хвоя вытянулась и стала твёрже и острее. Прошла всего секунда, но ветки ели успели хлестнуть человека по лицу десятки раз. Всё его лицо было глубоко исполосовано хвоёй, клочки кожи и даже мяса разлетались во все стороны. И когда избиение закончилось, человек без сил упал плашмя назад, он был жив, но вместо лица пузырилось кровавое месиво пополам с соплями. Почти все пальцы на руках были отрублены. И один палец с отполированным ногтем ещё даже летел медленно по дуге, когда девочка уже рванула прочь…
Она прибежала домой, отдышалась, села поближе к папе и посмотрела на сандалик, оставшийся без пары. Поэ не выбросила его, а оставила как напоминание самой себе об этом страшном непонятном случае в лесу. Пока она росла, сандалик всегда был с ней. Сначала она носила его в кармашке платья. Потом как брелок на ключах от дома. Потом, став почти подростком, переложила в сумку, в которой он всегда был как предупреждение быть осторожной, даже если девочка кажется себе самой уже достаточно взрослой.
Без мам, вообще, дети на всю жизнь остаются взрослыми детьми. Они остро готовы к любой жизни, но всегда на пределе сердцебиения ждут заботы, внимания и участия. Даже изрядно опекаемые родителями в детстве, вырастая, становятся просто несамостоятельными взрослыми, но никак не испуганными детьми. А без мам именно так.
У Поэ не было мамы, чтобы учить её жизни, читать нотации, может быть, даже ругать, а папа часто отлучался в экспедиции, не долгие, но отлучался, и тогда он вызывал няню. А девочке Поэ приходилось в вопросах отношения к жизни рассчитывать, в основном, только на себя. И этот сандалик, одна-единственная вещь, заменил, возможно, ежедневные нотации, мамины слезы, переживания. Достаточно было только взглянуть на сандалик, чтобы уже в любой ситуации поступать так, что мама, будь она жива, не волновалась бы за дочку.
И вот теперь самолёт падал… И время внутри него наконец-то снялось с паузы.
Папа и Поэ так крепко, насколько позволяли им ремни безопасности, обнялись, словно объятия что-то могут гарантировать кроме того, что внушают иллюзии. Ну, в этом случае, иллюзорную надежду на спасение. Падение самолёта от этого не замедлилось, но они всё-таки не разбились. Деревья смягчили катастрофу, они как будто спружинили и бережно опустили самолёт на землю. Правда, вещи из рюкзаков и сумки пораскидало, но так кого в такие моменты, когда на кону сама жизнь, расстраивает беспорядок?
Хотя это вовсе не значит, что если сейчас, вот прямо сейчас в твоей комнате беспорядок, и всё валяется, не пойми как и где, то на кону стоит сама жизнь: на кону стоит твоё отношение к тому, будет ли в твоей дальнейшей жизни всё разложено по полочкам, или в ней так и будут царить хаос и неопределённость…
Придирчивый и внимательный читатель скажет, что ведь у папы Поэ в кабинете был бардак, неужели же в жизни этого взрослого царили хаос и неопределённость?! Кто знает, может и так. Главное, чтобы не в голове. Учёные часто бывают рассеянными, что определённо не способствует порядку