Единственным уцелевшим оружием на эсминце, оставался крупнокалиберный пулемет “шпандау”, когда-то снятый с полузатопленной, брошенной немцами самоходной баржи. Приблизившись к пулемету, Петров, деловито и не спеша нахлобучил подобранный головной убор, прицелился, и выпустил по баркасу длинную очередь. Застигнутая врасплох абордажная команда гансов была тут же истреблена. В тот же момент с немецкого эсминца ответили шквальным огнем. Затем по “Серебряному” снова ударила корабельная артиллерия немецкого крейсера. Спустя пару минут, советский эсминец стал быстро заваливаться на левый борт. Лег мачтами на воду. Затем, бесследно исчез под волнами…
* * *
Придя в себя на больничной койке, почуяв ноздрями типичные для лазарета запахи бинтов и карболки, Иванцов сначала не мог поверить своему счастью. Сознание оставило его в тот момент, когда залп немецкого крейсера поставил точку в сумеречном морском сражении “Серебряного” с многочисленными врагами. Однако, советский, а может союзный британский флот, по-видимому не оставил своих в беде. Возможно, поблизости находилась большая группа прикрытия, которая врезала гансам по первое число и спасла тех счастливчиков из команды эскортного эсминца, что держались на морской поверхности, после гибели корабля. Иванцов считал себя неплохим пловцом, а потому нет особой странности в том, что он оказался в числе спасенных.
В большое, распахнутое настежь окно пробивался мягкий вечерний свет. Иванцов физически ощутил вдруг соленое дыхание огромной водной стихии и почувствовал новый прилив удовольствия. На душе стало весело и легко.
Эйфория закончилась, когда дверь маленькой светлой палаты, в которой он себя обнаружил, открылась, впуская двух дюжих, крепко сбитых санитаров, щуплого, очкастого типа в белоснежном халате и одного высокого, худого военного, мундир которого сразу развеял сомнения Иванцова, касательно его нового положения.
– Он способен давать показания? – по-немецки спросил военный у очкастого доктора.
– Его состояние, вполне удовлетворительное, – кивнул военному врач.
– В таком случае, его нужно одеть… Полковник приказал мне доставить его в цитадель, как можно быстрее. Он англичанин?
– Русский…
– Черт, у нас кто-нибудь говорит по-русски?
– Кажется, нет, господин майор.
Иванцов отвернулся от говорящих. Все-таки плен… Но куда могли привезти его гансы? Неужели, на Эйсберг?
– Вставайте и одевайтесь! – резко сказал по-немецки один из санитаров. Затем, подумал и повторил то же самое на ужасном английском.
– I just need to take a shower and get dressed3, – ответил ему старлей.
“Верно, английский язык он учил у какого-нибудь ирландца…”, – про себя усмехнулся Иванцов, у которого некогда, “в прошлой”, заграничной жизни было немало друзей ирландцев. Ирландский акцент, всегда нравившийся Сергею, теперь прозвучал с карикатурной резкостью.
– Вы можете говорить на родном языке, –