возмутился Мюллер.
Могучие ноздри Бормана при этом раздулись как у быка, готовящегося к атаке, а лицо приняло грубое и злобное выражение.
– Кто может знать, что будет на этой земле после нас? – ничуть не смутившись, философски заметил генерал от кавалерии. – Кто поведает человеку, что будет после него под солнцем? Так сказано в книге Экклезиаста… Новые поколения ничего не будут знать о нас наверняка, так же, как и мы не знаем ничего толком о предыдущих поколениях… Уже не помнят ушедших, а тех, что придут потом, не будут помнить те люди, что будут жить после них…
– Причем здесь все это, дружище? – стараясь выглядеть миролюбиво, спросил генерала Борман. – Причем тут Библия? Вы что не верите в победу тысячелетнего рейха? Уверяю вас, что все, кто был вместе с фюрером в эти трудные минуты, будут потом щедро вознаграждены за преданность… Получат поместья в любых уголках планеты…
– Вы, что сомневаетесь в победе над врагами рейха? – повторил вопрос Бормана, шеф гестапо, буквально сверля кавалерийского генерала глазами.
– Вы, господин Мюллер – полицейский, а я военный, – спокойно ответил генерал. – Наш разговор касался вопросов фортификации… Не приписывайте мне слов, которые я не произносил…
– Господи, неужто они, в самом деле, верят во всю эту чушь?! – чуть позже, раскладывая на столе военные карты, с раздражением размышлял Ленц, искоса посматривая на собравшуюся в совещательной комнате публику. – Верят в разгром американцев и русских, когда Берлин практически окружен, армия обескровлена, нет боеприпасов и простейших медикаментов… А эти подхалимы и жалкие подпевалы, коими, за редким исключением, окружил себя диктатор, рисуют для него на картах несуществующие войска, рассказывают про чудо-оружие, которое вот-вот будет создано в снежных горах Баварии… Предлагают вооружить каждого уцелевшего жителя столицы и создать двухмиллионную группировку, для спасения Берлина… И он, Феликс Ленц, рискует попасть в руки «красных» вместе с этим вот сборищем…
Наконец среди генералов возникло некоторое оживление, послышались шаркающие шаги, затем дверь, ведущая в личный кабинет Гитлера, распахнулась и в комнате для совещаний возник сам великий диктатор, за которым прихрамывая, шествовал щуплый, порядком осунувшийся, «доктор» Геббельс. Выглядели они оба, мягко выражаясь, не слишком браво. Фюрер к немалому изумлению майора мог запросто сойти за семидесятилетнего старика. Министр пропаганды тоже здорово сдал, глаза его бегали, разглядывая генералов, в движениях ощущалось крайняя нервозность…
Медленно пропутешествовав вдоль стены, украшенной картинами выдающихся живописцев прошлого, фюрер поприветствовал каждого хилым, совсем не впечатляющим, рукопожатием, затем, придерживая трясущуюся правую руку, медленно опустился в кресло и вопросительно посмотрел на Гелена… В этом взгляде не было теперь той нечеловеческой силы и той неиссякаемой энергии, которую помнили еще ветераны нацистской партии…
– Что