последний раз я ела в Обители. Сутки назад. Позавчера. И судя по всему, больше кормить меня никто не собирается. За два дня Леннер предложил только отравленную воду. С такими темпами я не доживу и до конца этой недели, что, в принципе, облегчит задачу маньяку.
– Так как насчет мороженого? – продавщица поправила чепчик, стирая со лба капли пота. На улице царило натуральное пекло. Середина лета как-никак. А лето в Нероне может сравниться только с будними днями в преисподней. Немудрено, что в летний сезон многие горожане пытаются сбежать из столицы.
Я обвела небольшой фургончик печальным взглядом и решила, что пора уходить из парка. Я и так достаточно времени изображала послушную приманку, петляя по кругу между деревьями и жарясь на солнце.
– Нет, спасибо, – я развернулась и, не оставляя себе времени на внутренние терзания, прошла мимо фургончика, направляясь к центральным воротам.
В голове стояла назойливая мысль – попытаться сбежать прямо сейчас. Вот прямо сейчас. Выйти из парка, свернуть к станции, сесть на поезд и уехать, потом пересесть на другой и слиться с толпой. Но здравый смысл подсказывал, что если я не вижу стражей, то это совсем не означает, что они не видят меня.
Свернув в сторону водоканала, я больше часа блуждала по незнакомым улицам жилого района, где за всю жизнь побывала от силы раза два. После того как Филипп бросил нас с матерью на попечение Ричарда и свалил в поисках новой жизни, мы с ним почти не виделись, созванивались иногда. Несколько раз в год. По праздникам. Но пересекались крайне редко. В детстве я мечтала, что Филипп заберет нас с матерью жить к себе… как храбрый рыцарь спасет от Ричарда, избавит нас от унижений и побоев, прогонит страх. Но рыцари бывают только в сказках, а мечты всегда остаются лишь мечтами. В реальности же Филипп до дрожи боялся Ричарда и никогда не смел встревать в домашние склоки. Даже после его смерти он побоялся выступить против него на суде… хотя казалось, что может быть проще. От брата лишь требовалось рассказать конгрессу правду, объяснить всем, какой Ричард на самом деле, что он год за годом избивал меня и мать, что он за девятнадцать лет создал образ примерного семьянина, но это только образ, за которым скрывался тиран и жестокий садист. Но ни Филипп, ни мать не подтвердили моих слов… для всех Ричард остался прекрасным человеком и хорошим семьянином. А меня обвинили в убийстве верховного мага, клевете и ложных показаниях. Журналисты раздули это дело до невероятного скандала, окрестив меня, как дьявола во плоти, которому нет места в цивилизованном обществе.
Покружив по сто одиннадцатому кварталу еще с четверть часа, я зацепилась взглядом за яркое пятно в конце улицы и, с облегчением вздохнув, уверенно направилась к двухэтажному особняку, пытаясь в уме прикинуть, сколько у меня будет времени до того момента, как кто-то из стражей вмешается и переломает мне ноги. Наверное, не больше пяти минут.
– Филипп! – я бросилась к дому, перепрыгнув через низкую оградку во дворе. – Филипп, открой! Открой мне дверь! – я забарабанила кулаком по двери. Барабанила