силах сдержаться, этот слуга Господа зарычал, как дикий зверь, словно познал упоение, знакомое каждому воину. Происходящее сливалось в бесконечную череду ударов, свиста клинков, хрипов издыхающей нечисти и вкуса крови. Казалось, ещё немного, и я сам зарычу, шалея от непонятной силы, которая переполняла моё тело. Удар! Ещё один разрубленный на части зверь! Удар дагой, и тварь захлёбывается кровью. Мелькающие тени, приторный запах крови и ярость! Безудержная ярость, заставляющая нас убивать […]
…[обо]ротень оказался в самом центре стаи. Будь я проклят, но он уничтожал этих тварей с такой яростью, что человеческий взгляд не мог уследить за мощными бросками и ударами! Лапы раздирали плоть и крушили черепа. Один из волков, которому рысь перебила хребет, пытался отползти в сторону, но следующий удар размозжил ему голову, оставив лишь вязкую, окровавленную кашу […]
…[тяж]ело дыша, священник вытер окровавленное лицо. Сутана была изорвана и покрыта тёмными пятнами. Безумный взгляд, дрожащие от усталости руки – это отпечаталось в моей памяти с такой силой, что сейчас, записывая эти строки, ясно вижу финал той смертельной схватки.
Я повернулся, высматривая нового врага, но был поражён невиданной тишиной, которая снизошла на эту грешную землю. Не было криков, лязганья клыков и стонов. Не было безумной круговерти, которую иной летописец назвал бы «смертельным танцем». Связанный мной дворянин попал под чей-то случайный удар и сдох.
Среди волчьих туш стоял оборотень. Он обвёл тяжёлым взглядом поляну и оскалился, когда священник, пусть и покачиваясь от слабости, обратил на него взор и поднял клинок.
– Остановитесь, святой отец! – крикнул я и едва не поперхнулся своим криком.
– Этот зверь обуян нечи…
– Плевать! Не будьте глупцом, кои платят злом за добро! Не смейте!
– Иначе?!
– Иначе… Иначе я буду вынужден убить вас.
Несколько мгновений мы молча смотрели друг на друга. Не знаю, что Даниэль увидел в моих глазах, но он отступил, устало махнув рукой. Священник отошёл в сторону и опустился на землю.
– Знайте, сын мой, что…
– Плевать! – перебил я и усмехнулся, вспомнив слова Гая Григориуса. – Запишите на мой счёт, потом сочтёмся.
Священник повернул голову и посмотрел на зверя, который уходил прочь. Рысь шла медленно, припадая на израненные лапы. Я хотел пойти следом, дабы помочь, но оборотень, словно почувствовав мой душевный порыв, мотнул головой и скрылся.
Оглянувшись, увидел, как исчезают тела этих адских созданий. Разрубленные на части туши загорались неким дьявольским огнём, а затем становились прозрачными и медленно пропадали, оставляя пятна почерневшей земли. Я был бы рад, окажись это кошмарным сном, но увы – это было ужасной реальностью.
Что было потом? Признаться, это как-то выпало из моей памяти. Помню испуганное лицо графини, которая нашла в себе силы и оказала нам помощь. Она, как и положено доброй христианке, омыла и перевязала раны. Слава Богу,