>Часть 1
1
Я хорошо помню тот день. Человеческая память добра, ведь с течением времени картинки прошлого тускнеют, но именно тот день до сих пор заставляет мое тело холодеть от ужаса и мотать головой, чтобы поскорее начать думать о другом.
Стояло жаркое начало августа.
Закончился девятый класс.
Каникулы.
Я вся состояла из безмятежности и детского счастья.
Когда я открыла глаза в тот день, комнату заливало солнце. Простыня, которой накрывалась по ночам, сбилась в ногах. Родители ушли на работу. Впереди был целый день свободы.
Я повертелась в кровати и сладко потянулась.
Зазвонил домофон – это подруга Лена зашла вытащить меня погулять. Открыв ей, я убежала умываться.
Дверь в коридоре хлопнула, и я услышала:
– Ты еще дрыхнешь, что ли?
– Ага. Подожди, зубы почищу и пойдем. Поставь чайник пока.
Когда я вошла в кухню, Лена уже деловито нарезала колбасу. Две кружки с горячим чаем стояли на столе. Тогда мы любили пить чай сладким, и обе клали по три ложки сахара. Наскоро перекусив, мы быстро обулись и выбежали из квартиры.
А на улице – свобода! Тем летом мы обошли весь город – не осталось ни одного закоулочка, ни одной подворотни, где не отметились бы подошвы наших потрепанных конверсов.
И всегда во время прогулок мы забегали к нашим мальчикам, как мы их называли. Мой папа был директором спортивного стадиона, и мы с Леной любили посидеть на трибунах с гамбургерами и колой, глядя на тренировки. Так и подружились с парнями, которые занимались в футбольной секции. Мы прибегали к ним на тренировки, ждали окончания, о чем-то шутили, немного болтали и после вместе шли гулять.
В тот день мы тоже пришли на стадион с гамбургерами и колой, дождались окончания тренировки наших мальчиков и сыграли с ними в футбол. Я разодрала себе коленку, но была счастлива и беззаботна.
А потом, уставшие и раскрасневшиеся, мы добрели до набережной и просидели там до вечера, рассматривая водную гладь, покой которой нарушали только редкие утки. Один из наших мальчиков как-то смешно пошутил, и вот тогда-то, громко и от души рассмеявшись, я почувствовала что-то странное в животе, но отмахнулась: наверняка от смеха что-то.
Неприятные покалывания скоро переросли в боль, но я все так же легкомысленно решила, что нужно просто полежать, поэтому попрощалась с друзьями и осторожно, чуть горбясь, чтобы притупить боль, направилась домой.
Когда я добралась до квартиры, боль стала такой осязаемой, что я покрылась холодным потом и с облегчением опустилась на диван в зале. Чтобы лежать было веселее, включила телевизор и стала смотреть первый попавшийся канал.
Зазвонил домофон. Это папа пришел с работы. Я открыла ему дверь, сильно горбясь, потому что не могла разогнуться из-за боли.
– Что такое? – испугался он.
– Живот болит.
Я вернулась на диван. Папа встал напротив, загородив телевизор.
– Давно болит?
– Часа два.
– Опять дрянь всякую ела?
Я нехотя кивнула.
– Таблетку пила уже?
– Нет.
Папа сходил на кухню и вернулся с таблеткой и стаканом воды.
– Держи, выпей, должно помочь. Я сейчас на рыбалку уеду. Мама не знаю где, но скоро должна прийти уже, наверно.
Я запила таблетку и устроилась на диване так, чтобы меньше ощущать боль. Но поза, в которой мне было удобно, вдруг перестала приносить облегчение, и, как бы я ни старалась подтянуть ноги, чтобы ослабить боль, все было бесполезно, резь не проходила. Вдруг я поняла, что за последние два часа она усилилась. Это не было похоже на то, что я когда-либо чувствовала раньше.
В глубине квартиры слышались торопливые папины шаги. Он чем-то гремел на кухне, собираясь на рыбалку. Вечернее солнце мягко заливало комнату. С улицы через распахнутое окно доносился детский визг. А мне все еще было больно. Вдруг стало страшно.
– Я поехал! – донеслось из коридора.
– Папа! Пап!
Тот вошел в зал, одетый в свою рыбацкую одежду.
– Что?
– Не проходит.
Папа помолчал, глядя на меня.
– Еще таблетку дать? – наконец сказал он.
Я пожала плечами.
– Или скорую? Тебе очень больно?
– Я не знаю… Не проходит, – повторила я.
Папа вздохнул, вышел в коридор и вызвал скорую.
– Да, боли в животе… Да, таблетку давали… Шестнадцать лет… Спасибо, ждем.
От этого простого разговора мне стало еще страшнее. Ладошки и стопы похолодели и вспотели. Я чувствовала, что что-то не так. Мне еще никогда не вызывали скорую, и я боялась, что меня заберут в больницу. Никогда не любила ночевать где-то вне дома, даже в лагеря не ездила. А в больнице лежала только один раз, в детстве. Мне делали операцию,