обведенными болью глазами, виновато и блекло улыбались; другие начали сильнее морщиться и стонать; третьи оставались совершенно безучастными – это были самые тяжелые. «Вот и все, – как бы говорили их лица, смиренно-отмякшие и тихие после жестоких страданий. – Нам теперь хорошо и покойно. А жизнь, страх, боли – все пустое…»
К палатке навстречу Заварухину шел Захар Анисимович – санитар. Рукава его шинели высоко завернуты, и клочья обносившейся подкладки трепыхались, когда он озабоченно махал руками. Бойцы знали, что Захар Анисимович теперь их заступник, спаситель, и обращались к нему заискивающе, но ненадоедливо.
– Долго еще-то, Захар Анисимович?
– Долго до смерти, а остальное все рядом, – неопределенно отвечал им санитар каким-то ласковым голосом.
Увидев командира полка, он остановился, не по-уставному, прижимая локоть к груди, поприветствовал его и замер, ожидая распоряжений. Притихли и раненые, чтобы не пропустить, что скажет командир полка.
– Ты что же рукав-то не подошьешь? – громко, чтоб слышали все, спросил Заварухин. – Или, может, ждешь, когда придет командир полка да починит?
– Да нет, что вы, товарищ подполковник, – санитар виновато начал прятать в рукава ремки подкладки, а черствые губы его тронула невольная улыбка. Заулыбались и бойцы от приятного сознания того, что дела в полку идут, видимо, хорошо, коль скоро командир находит время следить за внешним видом бойцов.
– Где Коровина?
– А вот тут, должно, в палатке. Я покличу. Ольга Максимовна, на выход!
Ольга вышла из палатки в своем несвежем халате. Некогда пышные волосы ее были убраны под синий берет, и голова ее показалась Заварухину очень маленькой. И нос, и губы, и выпуклый лоб – тоже все было маленьким, некрасиво-усохшим и постаревшим. «Боже мой, как ее перевернуло», – подумал Заварухин, и Ольга, перехватив его мысль, сказала:
– Я извелась вся, Иван Григорьевич. Умирают прямо здесь вот, у палатки… Все так… непостижимо.
– Почему вы, Ольга Максимовна, не выполнили приказ и не перебрались на ту сторону?
– А разве был такой приказ?
– Вам должен был передать его Василий Васильевич. Еще вчера.
– Никто и ничего нам не передавал, Иван Григорьевич. – Ольга перехватила мгновенно возникшее во взгляде Заварухина тревожное недоумение и с немой мольбой глядела в его глаза.
Заварухин уже догадывался, что с Коровиным в разведке что-то стряслось, и то, что начальник штаба не заехал вчера на медпункт, наводило на самые нехорошие мысли. «Это походит на него, ой походит. – Заварухин сердито пошевелил усами. – Мерзавец, не надеялся на себя, трусился и решил не показываться жене… Так ведь, черт возьми, на то связные есть – мог бы все-таки предупредить».
– Что с ним, Иван Григорьевич? Чего вы молчите?
Заварухин не ответил, и Ольга, стукнув задниками сапожек, расправив плечи, спросила:
– Разрешите начать переправу, товарищ подполковник?
– Немедленно,